от прихоти ханов, или от различных отношений к ним в. князей, то, след., и количество дани с уделов должно было изменяться; вот почему в договорах князья обыкновенно прибавляют: «а прибудет ли убудет ли, ино по розочту». Уже начиная с Димитрия Донского встречаем постоянно в договорах условие, что если Бог освободит от Орды и не будет более выхода, то деньги, сбираемые с уделов, будут идти в казну их князей. С словом дань в договорах постоянно соединяется другое слово — ям: «дань и ям, а коли придет дань или ям»; «а дань и ям давати ти мне с своее отчины из Галича с волостьми по давному… а переменит Бог Орду, не иму давати татаром, и тобе имати дань и ям с своее отчины собе»{564}. Как дань происходит от давать, так ям происходит от имать, емлю.

2) Протор, издержки, употребляемые в. князьями для поездки в Орду, подарков хану, ханшам, князьям ордынским и мурзам, для приема послов и т. д. Когда между в. князем и удельным было нелюбье и последний принужден был выезжать из своей отчины и не пользовался доходами с нее, то по заключении мира удельный князь выговаривал, чтоб с него не брать татарских проторей, которым подвергался в. князь во время отсутствия удельного из отчины своей. Равно удельный князь не обязан был участвовать в тех татарских проторях, которые в. князь понес для получения ярлыка на собственные примыслы; и наоборот, в. князь не участвовал в издержках удельного, которые тот понес для примыслов к своему уделу{565}.

3) Долг. Часто в. князья для удовлетворения требованиям из Орды должны были занимать деньги; долг разделялся на бесерменский, т. е. деньги, занятые в самой Орде у купцов бесерменских и вообще у иностранцев, и долг русский, деньги, занятые у русских подданных{566}. Но когда прекратилась ордынская тягость, и тогда в. князья не переставали требовать с удельных денег не в выход уже, но для содержания служебных татарских царевичей.

Касательно татарских нашествий и завоеваний в договорах и духовных грамотах встречаем условие: если татары отнимут у одного из братьев какую-нибудь волость, то должен иметь место новый дележ для вознаграждения князя, потерявшего волость.

При заключении мирных договоров между князьями одного в. княжества имели место следующие условия: все взятое в неприятельском уделе во время розмирья возвращалось сполна, кроме съестного и пограбленного во время битвы и у пленников; если же взявшие не отдавали добровольно, то имели место суд и исправа{567}. Пленники также возвращались без выкупа; если они были отданы на поруки, или даны были на них кабалы, или взято с них крестное целование, то поруки сводились, кабалы уничтожались и крестное целование снималось. Иногда в. князь требовал, чтоб удельный выкупил пленников, проданных за границу княжества, и возвратил их ему{568}. Управление наместников и волостелей, сидевших в областях, отнятых в неприятельском уделе, долженствовало по заключении мира быть предано рассмотрению, и если окажется, что они взяли что-нибудь несправедливо, то должны возвратить{569}. Иногда, впрочем, князья условливались, чтоб все пограбленное во время войны было предано с обеих сторон забвению{570}.

В заключение мы должны обратить внимание на положение женщины в княжеском семействе касательно владения собственностию. Умирающий князь обыкновенно завещал вдове своей известные волости до ее живота, а по смерти ее эти волости переходили или к старшему сыну, или к тем сыновьям, из уделов которых они были выделены. Но в каждом уделе были села княгининские пошлые, постоянно назначавшиеся на содержание жене князя; эти села по смерти князя находились во владении у вдовствующей княгини до тех пор, пока старший сын ее женится, и тогда она должна была передать их своей снохе{571}. Кроме сел княгининских пошлых и волостей, которые князь давал княгине своей до ее живота, он давал ей иногда волости в полное владение с правом распоряжаться ими как хочет, завещать их кому хочет: такие волости назывались опришниною{572}. Равно княгиня могла покупать волости или делать примыслы и этими примыслами располагать по произволу{573}. Во всех своих участках княгиня была полною, независимою владетельницею, пользовалась всеми теми правами, какие имели и удельные князья{574}. Все князья-братья сообща должны были заботиться о боярах княгини матери своей{575}.

Глава II

ИСТОРИЯ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

ПРИ ИОАННЕ КАЛИТЕ

Иван Калита Московский продолжает поведение брата своего Юрия, т. е. будучи проникнут господствовавшею в то время мыслию — усилить во что бы то ни стало свое княжество на счет других, он примышляет к своему владению земли, делает это с меньшим насилием, но не с меньшею пользою и прочностию. Кто приобретает, тот дорожит своим приобретением и не рискует им; такой характер бережливого хозяина, который трепещет за свою собственность, за свои приобретения и потому избегает мер решительных, был необходим в наших князьях вследствие нового порядка вещей, именно вследствие понятия о собственности, вследствие того, что все северные князья были собственниками: отсюда этот хозяйственный характер, господствующая мысль о приобретении и сбережении, избежание решительных мер, которые отличают большинство северных князей, и преимущественно князей московских, от Даниила до Иоанна III, последнего князя-хозяина и первого государя.

Разумеется, что такой хозяйственный характер северных князей лишен той прелести, того блеска и благородства, которыми отличался характер князей южных, героев, предводителей дружин, которые не сбирали себе ни золота, ни серебра, но все раздавали дружине — и расплодили Русскую землю. Точно, наши древние князья своею отвагою, своею беспокойною деятельностию расплодили Русскую землю, наметили границы ее европейской государственной области, неутомимо пробегая ее пустынные пространства, строя города, прокладывая пути чрез леса и болота, населяя степи, соединяя расточенное народонаселение: но здесь и оканчивается их благодетельная деятельность, ибо прочности, крепости всему этому они дать не могли по своему характеру; для этого необходим был хозяйственный характер северных князей — собственников. Южные князья до конца удержали прежний характер, и Южная Русь веками бедствий должна была поплатиться за это и спаслась единственно с помощию Северной Руси, собранной и сплоченной умным хозяйством князей своих.

Я сказал, что большинство северных князей отличалось этим хозяйственным характером; были исключения: к ним принадлежал Александр Михайлович Тверской, князь храбрый и благородный, но далеко не предусмотрительный и покорный первому внушению. Такой соперник не мог быть опасен Калите, и торжество Москвы было бесспорно; но еще прежде Иван