— Откажутся, — возразил я лениво. — Они и так все в долгах. К тому же у нас к этому привычки нет. В лучшем случае на свалки свои отходы вывозят.

— Свалки, кстати, тоже очень выгодная вещь, — живо подхватил Боня. — Их всего три в городе, на них в очередь пишутся. Я бы сам пошел директором помойки. Там же наличкой расплачиваются. По моим сведениям, каждая помойка по пятьдесят косарей баксов в месяц приносит. Минимум! А насчет предприятий — ты зря беспокоишься. Куда они на фиг денутся? Мы же все равно что по личному приказу президента работаем. Ты сам видел, какие люди с нами дело имеют. Или вот еще похоронка! Там денег вообще чума. Мрут люди. Ничего с этим не поделаешь. Места на кладбище, фобы, всякая прочая ерунда, да тут поле непаханое! Нет, всю похоронку в городе забрать — это классный бизнес. Я бы директором похоронки не отказался.

— Все это принадлежит муниципалитету, — опять заметил я.

— А про президента забыл? — вскинулся Боня.

Честно говоря, я не видел резонов, по которым президент страны должен был отнять сферу ритуальных услуг у мэрии и отдать ее на разграбление Боне. Даже если в силу своего престарелого возраста президент и подумывал о переходе в лучший мир, вряд ли бы он согласился быть погребенным на одном из запущенных уральских кладбищ под бдительным Бониным присмотром.

Наконец мы подъехали к Дому молодежи. Сейчас, пасмурным осенним днем, трещины на его фасаде выглядели особенно уныло. Перед входом стояла огромная лужа. Зато неподалеку от здания была отгороженная небольшая стоянка, где размещалось десятка три новеньких автомобиля без номеров. Возле стоянки толпился какой-то народ, сдерживаемый дюжим охранником.

— Видал? — гордо осведомился Боня. — Наши тачки! Вон лохи за ними приперлись! А ты говоришь, мы «кидаем»! Да у нас — как в аптеке!

Боня провел меня через охрану у входа и, прежде чем подниматься по лестнице, завернул в крыло на первом этаже. В длинном коридоре, разделенном белыми пластиковыми перегородками, стояли столы. За ними сидели несколько женщин. К столам была небольшая очередь, человек восемь-десять. Боня издали помахал женщинам рукой.

— Смотри, таранит народ нам свою капусту, — одобрительно заметил Боня. — Нажиться на нас хочет. Хорошо, конечно. Но мало. Для наших планов не хватает, — он вздохнул.

— Для похоронки? — уточнил я.

— Да нет, похоронку мы и так заберем! На завод не хватает! На автомобильный. Мы тут, между прочим, ремонтик забабахали во всем этом крыле. Евро. Обратил внимание? Хотим все здание выкупить. Тогда уж и фасад починим, и подъезд путевый сделаем. А то приедешь в хороших туфлях, как приличный человек, и прыгаешь через лужу, как лох голимый.

На втором этаже, возле двери с золотой табличкой «Приемная президента», Боня дернул меня за рукав.

— Ну как? — подмигнул мне Боня. — Солидно? Я кивнул.

— Или вот еще бани! — спохватился Боня. — Бани — очень хорошая вещь. У нас же народ чуть что — сразу в баню. Считай, национальная традиция. Надо забрать все бани муниципальные, всяких пенсионеров и прочую шушеру — побоку. Пусть пасутся. Под колонками моются. А сделать там номера для крутизны с бассейнами, тёлок туда запустить — ломовые деньги! К ним, правда, Плохиш подбирается, как я слышал. Тоже хочет бани отхомячить. Он жадный, гаденыш, с ним каши не сваришь.

— А Владислава Ефимовича нет на месте! — тоненьким голосом объявила нам худенькая юная секретарша. — Он у управляющего.

— Вот и хорошо, — обрадовался Боня. — Заодно тебя с генералом познакомлю. Ты, кстати, в баню пойдешь работать? — неожиданно обратился он к секретарше.

— В какую баню? — растерялась она. — Я не хожу в бани!

— Ну и ладно, — покладисто согласился Боня. — Сиди здесь немытая.

Теперь он влек меня по коридору в другую сторону.

— Мы генерала взяли управляющим, — объяснял он мне на ходу. — Настоящего. Только отставного. Раздолбаев его фамилия. Шучу. Крохоборов. Слышал? Опять шучу. По правде, он Горемыкин. Нет, в натуре, Горемыкин. Слышал? Ну, как ты про него не слышал? Быть не может! — Боня даже остановился, задумчиво почесал ухо и прибавил, словно размышляя вслух: — Смотри-ка, ну никто про него не слышал. Аж из Москвы его сюда приволокли. Для солидности. Кагэбэшника. Ну, то есть он, конечно, не кагэбешник, а бывший таможенник, но врет всем, что кагэбэшник. Да, в общем-то, войска-то одни и те же. А нам даже лучше. Люди приходят, видят, генерал! Из Москвы! Думают: ну, значит, фирма серьезная. Не обманет. Между прочим, хоть и дурак дураком, а Генеральную прокуратуру он подтащил. По своим бывшим связям. Короче, сейчас сам все увидишь.

Не обращая внимая на секретаршу в приемной, он сразу направился к кабинету и распахнул передо мной дверь.

В просторном кабинете с солидной мебелью за массивным столом очень прямо сидел крупный, седой, благообразный мужчина лет за пятьдесят, в генеральском мундире, с гладко выбритым квадратным лицом. Относительно его солидности Боня говорил чистую правду. Во внешности генерала было что-то монументальное. Рядом с его креслом стоял Владик Гозданкер и что-то объяснял генералу, перекладывая на его столе документы. Тот важно внимал и время от времени кивал.

При виде нас генерал неторопливо поднялся, обогнул стол и двинулся навстречу, протягивая руку для пожатия. В его уверенных, неспешных движениях сохранялась военная выправка и привычка командовать. Но Боня испортил все впечатление.

— Кузьмич! — радостно заорал из-за моего плеча Боня. — Как ты? А мы с товарищем решили тебя проведать?

Генерала прямо передернуло от подобной непочтительности. Он замер как вкопанный и опустил руку.

— Борис Васильевич! — взревел он, выкатывая грудь. — Что за хамство! Я тысячу раз вас просил не называть меня Кузьмичом. Мое отчество Константинович! Александр Константинович! И нечего мне тыкать!

Боня незаметно толкнул меня в бок, подмигнул и, повернувшись к генералу, сделал испуганное лицо.

— Да ты что такой злой?! — поразился он. — С похмелья, что ли?

— Я не пью! — запальчиво воскликнул генерал. — И нечего здесь клоунаду разыгрывать!

— Чего орешь-то? — примирительно заметил Боня. — Не на плацу же. Вот шальной, — пожаловался он нам с Владиком. — Слова сказать нельзя.

Генерал, угрожающе поднимая плечи, двинулся в сторону Бонн. Его благообразное лица пылало гневом и не сулило ничего хорошо.

— Короче, я пошел, — доверительно сообщил нам Боня, ретируясь к двери. — А то его сейчас кондрашка хватит. Где потом такого найдешь? — И он выскользнул из кабинета.

Генерал в ярости развернулся к Владику всем корпусом.

— Владислав Ефимович, уймите этого прохиндея! — внушительно потребовал он. — Или я сам его проучу! Он у меня костей не соберет.

— Да ладно вам, — успокаивающе возразил Владик. — У него просто шутки такие. Не всем, конечно, нравятся. Он видит, что вы злитесь, и радуется.