Спустя четыре месяца после первого визита в Немецкую слободу Петр снова приехал на Кукуй, в этот раз посетив дом «камрада Франца»; с тех пор он стал бывать у Лефорта регулярно; вот что пишет по этому поводу в своих мемуарах князь Куракин: «В доме Лефорта первое учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур почал первый быть к одной дочери купеческой, названной Анной Ивановной Монс». К моменту встречи с Монс Петр уже около двух лет был женат на Евдокии Лопухиной, но к супруге успел охладеть — она была на несколько лет старше его, брак с нею был вынужденной уступкой матери и сестрице Софье. Женившись зимой 1689 года, Петр Алексеевич лишь год прожил с Евдокией Федоровной, а после рождения сына стал всячески избегать ее. Встретив Анну Монс не то в 1691, не то в 1692 году, Петр впервые столкнулся столь близко с женщиной европейского воспитания и был совершенно очарован ее обхождением и реакциями на свои чувства. Это было так ново, так восхитительно не похоже на все то, что он знал в этой области прежде…

Предмет обожания Петра — едва ли не самая популярная фигура той эпохи у отечественных литераторов. Для начала ее в романе «красного графа» Алексея Толстого из дочери золотых дел мастера обратили в дочь трактирщика, «кабацкую девку», едва ли не нарочно царю Петру подсунутую хитрыми иноземцами. По смыслу же появившейся позже многочисленной писанины выходит, что главной причиной реформ, затеянных Петром, было причинное место Анны Монс, ради которой он вроде бы и захотел «переделать Россию в Германию». Кочует теперь бедная Анхен по страницам романов и экранам в России в качестве двусмысленной и неприглядной бабенки, не сумевшей оценить масштаб открывшихся перед нею возможностей.

Но так ли уж завидно было положение Анны Монс при Петре, чтобы за него держаться? Обитатели Немецкой слободы смотрели на Анну так же, как нынче в России смотрят на девушек, сожительствующих с сыновьями африканских царьков. Для нее звание «кукуйской царицы» было скорее не титулом всемогущества, а клеймом. Пока был жив отец и влиятельные друзья при дворе, она терпела эту роль «рабы любви», зависимой от милости венценосного друга-господина. Однако Анна Монс была нормальной женщиной, может, и не идеальной, но дочерью своего времени, получившей определенное воспитание и не лишенной трезвого рассудка. Вряд ли она задумывалась о русской короне. В течение десяти лет, живя с русским царем на положении «первой подруги», она пыталась организовать совместную жизнь на семейный лад. У Анны был прекрасно обустроенный, уютный дом с цветником. У нее были лучшие коровы в Немецкой слободе, дававшие щедрые надои на зависть другим хозяйкам. Отличный огород, устроенный по всем правилам агрономического искусства, приносил пышные урожаи. Никто в Немецкой слободе не умел солить капусту и огурцы, как Анна Монс. По осени эти работы превращались в целый праздник, когда девки-прислужницы, соседки-бюргерши и сама хозяйка в больших деревянных корытах острыми лунообразными секачами рубили капусту с ее собственного огорода, шинковали крепкую морковь, только что принесенную с грядок, и набивали ими бочки вперемешку с солью.

Все это было предметом женской гордости уроженки слободы, в которой женщине отводилась роль домоправительницы, хранительницы очага, матери, жившей в кругу «кухен, киндер, кирхен» — кухня, дети, церковь. Но Петру все это было не слишком надо. Он жил своими прихотями, а «в семью» только играл, перемежая визиты к Анне с дикими кутежами. Для нее не было секретом то, что «герр Питер» участвует в оргиях, устраиваемых при дворе, что он имеет связь с ее же лучшей подругой, дочерью пастора Еленой Фадемрехт. И это было совсем не мимолетное увлечение — сохранилась целая переписка между любовниками, где фройлен Фадемрехт называет «герра Питера» разными ласковыми именами и интимными прозвищами, которые не оставляют никаких сомнений в сути их взаимоотношений. Кроме того, при дворе царской сестры — царевны Натальи Алексеевны в Преображенском жили несколько красивых «метресс», коих государь «употреблял для амурных экзеркций». В число царских избранниц входили сестры Александра Менши-кова — Анна и Марья, сестры Арсеньевы — Дарья и Варвара да еще Анисья Кирилловна Толстая. Известно, что среди дам, обитавших при дворе сестры, за обладание сердцем царя шла нешуточная борьба. Главной конкуренткой Монс из числа «Преображенских метресс» была красавица Дарья Арсеньева. Позже к этой компании присовокупили привезенную из Ливонии Марту Скавронскую, после принятия православного крещения ставшую Екатериной Алексеевной.

Томимая унижающей неопределенностью своего положения, Анна Монс нашла сочувствие в единоверце и немце по крови. Это был саксонский посланник Кенигсек, по трагической случайности погибший, находясь при ставке русского царя. На его теле нашли медальон с портретом Анны, и их связь раскрылась. Это стоило ей опалы. Но тут возник новый поклонник, прусский посланник при дворе Петра Кайзерлинг. Он был бы блестящей партией для любой немецкой девушки из московской торгово-ремесленной слободы, а для Анны Монс этот брак казался сущим спасением! Супругу посла дружественной державы не рискнул бы тронуть даже Петр Великий — это уже был официальный статус, дарующий неприкосновенность, которая требовалась ей, чтобы оградить себя от преследования бывшего любовника. А преследование вполне могло случиться после того, как Александр Данилович Меншиков затеял интригу, «открыв царю глаза» на отношения Анны Монс и Кайзерлинга. Впрочем, после нескольких лет опалы, когда Анне Монс было даже запрещено выходить из дому, ей разрешили выйти замуж за Кайзерлинга.

По легенде Петр, расставаясь с Анной Монс, будто бы в качестве прощального подарка презентовал ей дом в Немецкой слободе, но документы этого не подтверждают; в подворном описании слободы «дом Анны Монс» никогда не упоминался. Отсутствуют сведения о нем и в подробнейшем духовном завещании, составленном Анной Монс в 1714 году, к тому времени уже вдовой и снова невестой — на этот раз пленного шведского офицера, который объявлялся единственным наследником ее имущества, в том числе пожитков покойного Кайзерлинга. Этот документ был составлен 1 февраля 1714 года, и в том же году Анна Монс скончалась.

В начале 1690-х годов, когда молодой русский царь только начал ездить в Немецкую слободу и крутил амуры с молоденькими немками, никто, конечно же, не знал, как сложатся судьбы Петра Алексеевича, его друзей-иноземцев и остальных жителей слободы. Ему нравилось бывать «у немцев». Он легко принял быт и нравы этого европейского оазиса: так же как мужчины-европейцы, жившие в слободе, царь брился в цирюльне Ганса Крузе, носил европейское платье, держал себя просто, не чванился, предпочитал, чтобы его называли просто «герр Питер». Это была целая революция — при отце Петра по русским законам за малейшую описку в царском титуловании писцу отрубали руку, однако в общении с друзьями за кружкой пива в кукуйской аустерии Петру Алексеевичу нравилось чувствовать себя обычным человеком. Никогда не отличавшийся усердием в учении, спотыкавшийся в русской грамоте, Петр выучил немецкий и голландский языки, чтобы разговаривать с друзьями без толмачей.

Похождения царя в Немецкой слободе вызывали неподдельное изумление подданных, среди москвичей шел ропот и пересуды, но такое положение вещей вполне устраивало занявших в государстве ключевые посты родственников и ближних бояр, рассуждавших примерно так: «Хочет к немцам ездить, с их девками шалить? Так и это не страшно — дело молодое! Лишь бы не мешал управлять делами государства».