— Сначала по любому снимаем протест врачей, — заявил безапелляционно Николас. — А потом дурим. Так что, Ган, давай уже как-нибудь сворачивай на боковые улицы, пока кубинцев не разогнали.

— Кубинцев? — переспросила я.

— Тут все врачи с Кубы, — пояснил Ганнибал, осторожно сворачивая направо. — Своих нет.

И я подумала, что врачи наверняка учились у нас, в России. Хотя что мне это даёт?

* * *

Не сразу, но нам всё-таки удалось вырваться с Авенида Либертадор. Вовремя, потому что дальше проспект уходил, как канал, в углубление между двух других шоссе на уровне домов. В первый раз такое вижу — туннель без крыши из шести полос, и весь забит протестующими. Агрессивное море людей.

Я смотрела на скандирующих, отчаянно стараясь не выпускать наружу гнездящийся холодом ужас. Такая же толпа ополчилась против Джека? Одного… А как я справлюсь? Услышит ли меня хоть кто-нибудь?! У них наверняка есть вожаки во главе забастовки. Смогу ли я до них достучаться? Надеюсь, там не оголтелые кретины!

В висках затикало, и страх просочился струйкой ледяного пота между лопатками. Всё задуманное показалось глупейшей авантюрой, но Джек… Все, к кому я обратилась, отказались помочь. Подставили, отмазались, опасаясь за свои задницы. Бросили. А я не брошу. Я нахмурилась и сжала кулаки. Когда трудно, надо дышать: вдох-выдох, вдох-выдох. Сейчас со мной всё хорошо. И сейчас — это всё, что у меня есть. А дальше даже в спокойнейшем месте в мире на голову может упасть кирпич или можно косточкой от вишни поперхнуться. Пули не свистят, значит, всё хорошо…

Но я снова усомнилась в этом, увидев, как полиция в чёрно-белой форме с жёлтыми полосками теснит людей в белых халатах. Ганнибал припарковал внедорожник в двух шагах от оцепления. И они с Николасом бросились с камерами поближе к гуще событий. А я, вцепившись обеими руками в спинку кресла перед собой, наблюдала и думала, что, пожалуй, безопасней было бы взять такси. Горожане толпились, кто-то вторил врачам, выбрасывая вверх кулак. Повсюду красно-жёлто-синие кепки и флаги, как плащи на плечах. Худой черноволосый медик что-то скандировал в громкоговоритель.

«No… medicamentos! El médico no se puede trabajar… sin medicamentos!»

Кажется про то, что врачи не могут без лекарств работать. Если я правильно поняла…

С другой стороны улицы показался белый бронетранспортёр и целая армия: шлемы, мотоциклы, армейские ботинки, оружие в руках. Словно солдаты Дарта Вейдера в чёрном.

Народ заволновался. У меня во рту пересохло. И тут навстречу вооружённой когорте и военной технике вышла щуплая старушка с флагом на плечах. Она махала руками перед здоровенным белым бампером, которому ничего не стоило подмять её под себя, и не пускала к демонстрантам.

Крадущийся страх в моей душе сменило восхищение! До мурашек на коже. Не задумываясь, я подняла Айфон и принялась снимать. А в голове запело че-геваровское «Venceremos![21]» Иголочки в бёдрах закололись в желании броситься скорее к Джеку!

Вперёд, чёрт побери, только вперёд! Пусть и страшно…

Старушку всё же убрали с дороги, подхватив под руки, двое черношлемников. И демонстрантов начали разгонять. Потасовки тут и там, сизые полоски дыма взвились в небо над головами. Газ? Боже… Я закрыла лицо платком, продолжая снимать.

Страх и азарт мешались в груди, желание бежать и видеть. Обязательно выложу в сеть всё!

Из свалки слева вырвался Николас. Клетчатая рубаха без пуговиц, рукав надорван, зато камера в руках цела. Он бросился к машине. Ганнибал и Николас запрыгнули на свои сиденья почти одновременно.

— Валим, — рявкнул Николас, встряхнув дредами.

Ганнибал дал задний ход. От журналистов пахло дракой и азартом. Несмотря на резкие развороты, толчки, когда Ган жал на тормоза, и рывки, Николас занимался камерой на коленях, копируя кадры на съёмную карту. Мы ехали по узкой улочке с белыми домами, объезжая машины, людей, повозки, велосипеды.

— Кажется, всё норм, — показал большой палец Николас Ганнибалу и обернулся ко мне: — Ну, сумасшедшая сеньорита, не передумали ехать дальше? Или, может, в гостиницу, домой, к маме?

— Ни за что! — выпрямилась я.

— Молодец, детка, — усмехнулся Ганнибал. — Тогда вперёд, на Оле-Олу!

— Вперёд! — я подалась к ним, держась потными от волнения ладонями за края водительского кресла и пассажирского. — Вы, ребята, крутые!

И пухлые губы Николаса приоткрылись пусть в саркастической, но всё-таки улыбке.

* * *

Мы рулили по улицам быстро, словно за нами кто-то гнался. Но, глядя на мелькающие за окном виды, я поняла, почему столько недовольных в Венесуэле: если одна половина Каракаса выступала с маршами протеста, то вторая стояла в очередях. Как у нас в девяностых… Но то бабушка рассказывала, а тут вот оно — перед глазами.

— Народ реально голодает, — сказал Ганнибал в ответ на мои восклицания, не отрываясь от дороги. — На чёрном рынке всё есть, но в десять раз дороже. А дешёвый хлеб по госценам по две булки в руки. У них даже туалетная бумага — нереальная ценность.

Мда, и правда сходство с относительно недавней историей России налицо. Мы пережили это, надеюсь, и Венесуэла выкарабкается. Меня немного мутило, и голова кружилась: наверное, малышик недоволен маминым адреналином. Прости, родной…

Да, впечатлений мне уже хватило с головой. Но, видимо, ещё не иссяк выданный мне лимит Вселенной на приключения. Не успел автомобиль вывернуть на трассу, объехав очередное столпотворение по узкой улочке на горе, как дорогу впереди перегородил грузовик. И нашу машину со всех сторон окружили мотоциклисты в чёрном. С чёрными косынками, повязанными на лицах.

— Срань собачья, Коллективос! — сказал Николас и в долю секунды, не оборачиваясь, тайком протянул мне назад съёмную карту из камеры и крошечную флэшку. Шикнул: — Спрячь!

В этот же момент рука мотоциклиста принялась колотить по стеклу рукояткой пистолета, показывая, что надо опустить. Я сглотнула и, не думая, сунула носители данных в декоративный кармашек на кроссовке.

Николас опустил стекло. Рука в перчатке мгновенно пролезла внутрь и открыла дверцу. Двое Коллективос выдернули мулата наружу. Из бурной перепалки на испанском я почти ничего не понимала. Ганнибала тоже выдернули, а я, не чувствуя от страха тела, сжалась в комок.

Но в салон с задней двери сунулась голова в повязке. Недобрые зелёные глаза зыркнули на меня. Я увидела автомат в двадцати сантиметрах, и меня бросило в жар. Николас что-то орал, другие тоже. Коллективос мотнул мне головой и дулом, показывая: мол, на выход.

Я вылезла на мостовую, сощурилась на солнце, вновь поймав ощущение нереальности. И тут поняла, что Николас орёт на испанском:

— Она не с нами! Случайная туристка. Русская.