По его лицу было видно, что его мучения усиливаются, как будто она просит его предать друга. Как он может защищать этого грубияна, который на него совсем и не похож?

Она подошла к нему совсем близко.

— Пожалуйста, Сандро, сделай что-нибудь.

Он с огорченным видом слегка покачал головой. Она могла слышать его дыхание. На полу в потрескавшейся миске над ароматической палочкой все еще кружились колечки дыма, и ей показалось, что это она сама закручивается и уносится куда-то…

— Я просил Кракюса прекратить, — сказал Сандро. — Он отказался.

Элианта замерла, ее надежда таяла. Она надеялась, что интуиция ее не подведет и Сандро сможет что-то изменить. Чутье изменило ей?

— То, что происходит сейчас, уже не зависит от меня, — сказал он.

Она потеряла дар речи, глубоко опечаленная и разочарованная. Она смотрела вдаль невидящим взглядом… потом задумчиво проговорила:

— Не события выходят из-под контроля человека, а человек уже не управляет ими.

Повисла тишина.

— Я не в силах бороться с Кракюсом, — сказал он, — теперь это уже от меня не зависит. Моя судьба в его руках…

— Человек возвышается, когда забывает о себе ради дела, которое защищает.

По его лицу она поняла, что ее слова причинили ему боль, и тут же об этом пожалела. Несмотря на то что в том, что он говорил, чувствовались фатализм и доля эгоизма, ее тронули глубина и красота его души.

Лицо Сандро внезапно исказилось, словно он старался скрыть внутреннюю боль.

— Что с тобой?

— Ничего, — выдохнул он, в то время как все его тело напряглось.

Не осознавая до конца, что она делает, повинуясь инстинкту бывшей целительницы, она положила руку ему на живот. Удивленный, он повернул к ней голову, и их взгляды встретились.

Она прочитала в его глазах ту же боль, что видела раньше, боль, от которой она сама страдала, которая невольно заставляла ее действовать, утешать, лечить.

Она начала тихонько массировать его живот, закрыла глаза… и стала постепенно входить в транс, словно ее собственное тело стало вибрировать в такт с телом, к которому она прикасалась. Ее руки двигались инстинктивно, и она ощутила, как в ней зарождается давно забытое и подавляемое чувство. Призвание, от которого она хотела отрешиться, проявилось с новой силой, напоминая о том, что от судьбы не уйдешь.

Под ее пальцами его напряжение стало постепенно спадать. Вдруг Сандро мягко взял ее руку.

— Не надо, — сказал он, — прошу тебя, не надо.

В его голубых глазах отражались его внутренние терзания, которые разрывали ей сердце.

Они долго молчали, глядя друг на друга.

Потом Элианта повернулась и медленно пошла к двери. Она уже готова была выйти, но ее остановил глухой голос Сандро:

— Это я… виноват в том, что происходит с твоим народом.

Элианта окаменела.

— Я знаю, — сказала она, не оборачиваясь.

Последовало долгое молчание, а она все стояла неподвижно, как будто в последний раз видела этого человека, так волновавшего ее.

— Кто тебе это сказал?

— Твое тело.

Альфонсо запустил руку в мешочек, его пальцы лихорадочно обшарили все его уголки, затем рука резко вынырнула обратно. Он схватил мешочек и широко раскрыл его. Он не мог поверить своим глазам. Ни одного листика коки!

Он вскочил, внезапно выйдя из обычного для себя состояния заторможенности. Одним движением перевернул мешочек и встряхнул.

Ничего. Ни одного припрятанного пакетика. Он недоуменно покачал головой. У него ведь и в мыслях не было оставаться здесь так долго… Что же теперь делать?

Внезапно он ощутил, как в нем поднимается гнев, чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Вдруг все представилось ему совершенно под другим углом: смысл того, что он находился здесь столько месяцев, то, что они здесь делали целыми днями, отвратительные условия их жизни… Он вспомнил все. И ему захотелось все это изменить. Но больше всего ему захотелось уехать…

Потом он вспомнил о деньгах, которые только Сандро мог им заплатить, и сразу сник.

— Мы никогда не получим наши бабки, это уж точно, — запричитал он.

— Прекрати ныть, противно слушать, — сказал Марко, вытирая пот со лба отворотом рукава.

Они сидели на лужайке в стороне от лагеря, подальше от деревни и нежелательных ушей.

— А если нам надавить на Сандро? Либо он дает деньги, либо мы все выкладываем полиции.

Марко вскинул глаза к небу.

— И что же ты собираешься ей наплести, хитрюга?

— Как что? Все. Что он давал деньги Кракюсу.

— Давал деньги на что? Если ты угонишь у кого-нибудь тачку, тебя засадят в тюрьму, а если ты испортишь кому-нибудь жизнь, тебе ничего не будет. Ты сможешь продолжать в том же духе.

— Черт возьми!

В этот день было особенно жарко. Они изнывали от жары даже в майках-сетках.

— Ну, тогда надо, чтобы это оказалось противозаконным…

— Ты хочешь изменить закон? — спросил Альфонсо с искоркой восхищения в глазах.

— Ну, ты и болван. Я хочу изменить то, что делает Сандро.

Альфонсо надулся. Марко продолжал:

— Всего-то и надо, что укокошить индейцев, а потом уж приниматься за Сандро.

— А он скажет, что это мы…

— Нет, не скажет.

— Постесняется, наверно…

— Он не сможет этого сказать.

— Почему?

— Никто ему не поверит. Зачем нам это делать? У нас нет никакого мотива. А у него-то как раз есть…

— А ведь и правда, есть.

— Значит, достаточно перебить индейцев, и мы возьмем его за яйца.

Марко вынул флягу и сделал несколько глотков теплой воды. Альфонсо долго молчал.

— И мы действительно на это пойдем?

— Посмотрим, как будут разворачиваться события, а там решим. Согласись, нам от этого хуже не будет. Давненько мы не разминались, а?

* * *

— Ух ты, откуда у тебя столько купу?

Кракюс сунул руку в большой глиняный сосуд и стал перебирать пальцами драгоценные фрукты. Их было там несколько тысяч.

— Да неважно, — неохотно сказал Годи. — Пойдем есть, нас ждут.

— Нет, ну надо же сколько! Откуда?

Годи провел рукой по голове и медленно почесал затылок.

— Я продаю им лекарства.

— Ты продаешь лекарства? Не врешь?