Ранние гидрографы внесли в науку картографии несколько важных новшеств. С самого начала эти люди подходили к делу с максимальной практичностью. В том, что они делали, не было ничего академичного или сугубо научного. Они изготавливали свои карты для «помощи навигатору», и теории в них места не было. Они пытались прямо и просто решить проблемы навигации и не обращали внимания на все остальное. Самое безопасное для навигатора и его корабля место – глубокая вода, где нельзя измерить глубину лотом. Вот если навигатор направляет свой корабль к берегу, то там его неизбежно поджидают опасности. Поэтому ему нужно точное изображение береговой линии, к которой он приближается, с обозначением заметных точек, по которым можно определить положение судна относительно карты. Он должен знать расположение рифов и мелей, а также незаметных подводных скал, причем до того, как доберется до них, а не после. Он хочет знать расстояния от точки к точке, и – самое главное – он должен знать направление. Расстояния на морских картах важны, но направление еще важнее. Прибыть в точку назначения позже может быть неприятно и даже опасно, но без точного знания направления навигатор не прибудет туда вовсе[29].

Математическое выражение для определения направления было получено астрономами в глубокой древности, но прошло немало времени, прежде чем люди придумали, как выразить его устно или на карте понятными словами – особенно так, чтобы было понятно человеку любой национальности. Рисовальщики морских карт изобрели розу ветров и тем самым внесли в картографию понятие направления; четыре ветра были придуманы еще до того, как компас разделил земной шар на четыре стороны света. Требованиям навигаторов отвечала та картографическая проекция, которая позволяла бы вести корабль по направлению, то есть провести по карте прямой курс и вести по нему корабль прямо по изогнутой поверхности океана.

Для среднего человека дохристианской эры направление было понятием примитивным, основанным на нуждах его повседневного существования, по большей части ограниченных. «В сторону тьмы» означало на север, «в сторону света» относилось, в общем случае, к югу. В то же время небеса, по Гераклиту, были поделены на четыре четверти: Медведицу (север), утро (восток), вечер (запад) и «часть противоположную Медведице» (юг). Посидоний и Полибий в пересказе Страбона пользовались чуть более сложными терминами. Кроме «тьмы», «света», «равноденственного восхода» и «равноденственного заката» (соответственно восток и запад), были введены еще четыре промежуточных направления: «летний восход», «летний закат», «зимний восход» и «зимний закат» (приблизительно северо-восток, северо-запад, юго-восток и юго-запад). Но, как указывает Страбон, эти термины «не абсолютны, но определяются нашим собственным положением; и если мы переместимся в другое место, то точки заката и восхода – и равноденственного, и предельного – будут уже другими».

Для древних было совершенно естественно думать о направлениях как о ветрах и местах, откуда они дуют. Ветры, как и солнце, ассоциировались с добром и злом. Они приносили с собой благословенные дожди и жуткие наводнения, жару и засуху или умеренную, благоприятную для урожая погоду. Они представляли собой жизнь и смерть, богатство и нищету. Описывая ветры, древние пользовались примитивной метеорологией. Аристотель и его группа, писал Бландевиль, «учат, что ветер – это горячий и сухой выдох, рожденный в недрах земли; вырвавшись на волю, он несется вдоль лица земли». Он не имеет вертикальной составляющей, «потому что, в то время как из-за жара своего он стремится подняться вверх и пройти через все три слоя воздуха, средний слой своим крайним холодом неизменно отталкивает его обратно; из-за этого отталкивания и встречая на пути другие выдохи, поднимающиеся из земли, его движение вынужденно закругляется».

Реконструкция древней розы ветров. Направления тогда определялись не строго, и их современные эквиваленты лишь приблизительны

Очевидно, древние цивилизации знали только четыре ветра, хотя люди, наверное, замечали и промежуточные ветры. «И наведу на Елам четыре ветра от четырех краев неба и развею их всех по этим ветрам…» (Иер., XLIX: 36). Ветры эти дули с севера, востока, юга и запада. «И после сего видел я четырех Ангелов, стоящих на четырех углах земли, держащих четыре ветра земли…» (Откр., VII: 1). Гомер писал только о четырех ветрах: борей, эвр, нот и зефир. Страбон замечает, что «есть авторы, которые говорят, что существует только два основных ветра, борей и нот; и что остальные ветры отличаются от этих лишь небольшим изменением направления – эвр дует с летнего восхода [северо-востока], апелиот с зимнего восхода [юго-востока], зефир с летнего заката [северо-запада], аргест с зимнего заката [юго-запада]». В самом деле, разница между восточным и западным ветрами была менее определенной, чем между северным и южным, ибо направления, которые определялись по солнцу, такие как «летний восход» и «зимний восход», смещались. Даже два наиболее часто встречающихся названия ветров, зефир и эвр, применялись довольно свободно к ветрам от северо-запада до юго-запада и от северо-востока до юго-востока, то есть больше чем на 46 градусов дуги. Если авторы описывали ветер, дующий из какого-то определенного места, то возникала еще большая путаница. Гомер, например, говорит, что борей и зефир дуют из Фракии, хотя и не имеет в виду, что они рождаются именно там.

Про некоторые ветры в окрестностях Средиземного моря нельзя было сказать, что они дуют с какой-то определенной стороны. Таким ветрам обычно давали местные названия и иногда персонифицировали их в соответствии с погодой, которую они приносили. В Греции, например, холодный восточный ветер весны и теплый ароматный восточный ветер осени представляли два разных персонажа, один злой, другой добрый. Эвраквилон на Крите и скирон в Афинах тоже были сугубо местными ветрами. Эвраквилон (комбинация эвра и аквило) упоминается как эвроклидон в связи с путешествием святого Павла (Деян., XXVII: 12, 14): «А как пристань не была приспособлена к зимовке, то многие давали совет отправиться оттуда, чтобы, если можно, дойти до Финика, пристани Критской, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра… Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон».

Кроме эвраквилона, были и другие названия, которые описывали ветер с достаточно неопределенного направления. В Средние века в Италии северо-западный ветер называли греко. Этот же образ использовали и в Испании, хотя там этот ветер дул вовсе не из Греции. Северный ветер (прежде борей, или арктос) стал называться септентрио, но вообще это имя относилось скорее к области северных звезд и созвездию Большой Медведицы. Название меридий для южного ветра, сменившее нот, или австр, относилось к стороне полуденного солнца. Ориен и оксиден (восток и запад) в Италии также назывались левант и понент.

Страбон признает два точно определенных ветра – борей и нот (север и юг) и два перемещающихся – эвр и зефир (восток и запад). Гиппократ говорит, что существует шесть ветров, но неясно, откуда они, собственно, дуют. По всей видимости, Аристотель первым предложил разделить каждый из четырех главных ветров натрое. Получилась двенадцатилепестковая роза ветров.