– Не трусь! – фыркул Голос. – Девки как девки. Только волосы зеленые и тинкой припахивают. А утопят они тебя не больно, зато в бабах недостатку век знать не будешь. Чего разлегся, тудыть растудыть! Или впрямь удумал на дне прохлаждаться? Вставай!

Микулка попробовал как руки-ноги слушаются. Вроде отзываются. Продышался, собрал все силы…

– Куда… – шикнул Голос. – Омут справа! Тебе по левую руку откатываться надо! А то без всяких русалок на дно уйдешь.

Паренек с натугой перекатился по размокшей глине, почувствовал сухое и сел, упершись руками в густую траву.

Ну и дела! Большой темный омут наклонил вокруг себя вековые деревья, полоскавшие в его студеной воде свои гибкие ветви. Слева от омута выперло из земли поросшую мохом скалу, на которй сидели двое русалок, а у правого берега еще трое.

– Эй, молодец! – со смехом крикнула одна из них. – Поди сюда, мы тебе веночек их ночных цветов сплели. Поди, не бойся! Коль не утопили сразу, так нам тебя топить интересу нету.

– Ага… – недовольно буркнул Микулка. – Знаю я какой вам интерес нужен. Поищите кого другого, для своего интересу.

– Смертный, а смертный? – мило улыбнулась другая. – А разве мы не хороши? Чего же ты брезгуешь?

– Не охочь я до мертвячины, вот и весь мой сказ! Холодные вы и души у вас нет. А без души от девки что толку? Маята одна.

– Это у нас-то души нет? – обиделась третья. – Это мы-то холодные? Это мы просто у воды в таком виде! А вид любой принимать в нашей власти. Вот погляди…

Она грациозно соскочила со скалы в воду, погрузилась с головой и тут же вышла на берег. У Микулки даже сердце замерло от такой красы. Зеленых волос у русалки как не бывало, заструились к плечам золотистые локоны, стянутые венком из крупных кувшинок, щеки налились горячим румянцем, а обнаженная крепкая грудь колыхалась в свете звезд с манящим бесстыдством.

– Разве так я тебе не люба? – нежным голоском пропела русалка. – Разве не восхотел меня от плоти и сердца?

Паренек задрожал мелкой дрожью, горячая волна прокатилась по всему телу, налив размякшие мышцы силой.

– Так это ты меня утопить не дала? – догадался он почему-то.

– Я… – прикрыв глаза прошептала девушка. – Ты мне живой интересен. Тоскую я по земле, по жизни прежней, не хочу, чтоб и ты так маялся. Иди ко мне не бойся, я от воды отойду.

– И что ты хочешь за спасение? – неуверенно промямлил Микулка.

– Возьми мою руку…

Микулка почти в беспамятстве вытянул руку и ощутил пальцами огненное тепло возбужденного женского тела. Он поднял глаза и увидел, что коснулся великолепной груди, а русалка притянула его ладонь двумя руками и прижала к своей нежной плоти.

– Отдай мне себя только раз и иди с миром! – ласково прошептала девушка. – Я этого век не забуду…

Паренек зажмурился и отдернул руку. В этот же миг великолепные волосы снова позеленели, а по телу девушки разлилась неопрятная синева. Лицо ее было уже явно не ласковым, а пьянящий аромат свежих цветов сменился отчетливым запахом застарелой тины. Микулка не на шутку струхнул, увидев в глазах нежити затаенное злобное пламя.

– Сгинь! – испуганно воскликнул он. – Не подходи!

Остальные русалки поднялись со своих мест и медленно двинулись к витязю. Микулка подскочил на некрепкие ноги и спиной попятился от омута. Он раванул руку к мечу но нащупал только пустые ножны, препугался еще больше и заорал не своим голосом:

– Кладенец!!! Ты где?!

– Недалече… – ответил Голос. – Аккурат на дне омута. Ты как Тита проткнул, так тебя его соратник дубиной и сшиб. Тебя в омут, а меч следом, чтоб следы замести. Так что ты как-нибудь сам постарайся.

Паренек заметался со страху, подхватил с земли ветку и сразу почувствовал себя увереннее.

– Ну что? Хотите шалапуги отведать? – зло прошипел он.

Русалки остановились.

– Я вам зла не желаю, хоть вы и нежить. – уже спокойнее объяснил он. – Дед Зарян завсегда баял, что всему в свете есть свое место, значит и вам есть. Мне тут одно надобно – меч свой достать. Но в омут я не полезу. Достаньте меч и я уйду. Никому о вас не скажу и никто вас тревожить не будет.

– Экий ты хитрый… – недобро улыбнулась одна из русалок. – Станем мы еще для смертного железо со дна тягать. Нам ты нужен!

– Именно я? – озаренный внезапной мыслью спросил Микулка.

– Ты. А может и не ты. Молодец нам нужен, витязь славный, чтоб мужем нам был.

– А коль я вам мужа сыщу? Достанете меч?

– А хорош он собой?

– Да уж краше меня! Больше в два раза. Крепкий как вол, а до девок охочь, спасу нет.

Русалки явно заинтересовались услышанным.

– И где он?

– Мне ведомо, а вам пока ни к чему. Погиб он в полдень недалече отсюда. От меча погиб.

– Свеженький… – похотливо переглянулись русалки. – А в упыря не превратится? Зачем нам упырь?

– Глупые вы! Павшие вои никогда упырями не становятся! Чай не слышали?

– И то верно!

Русалки заметно подобрели, зашептались о чем-то своем.

– Ладно, будь по твоему! – молвила та, которая обращалась в светловолосую красунью. – Тяни сюда своего воя, а мы меч вытянем. Положим подальше от берега, а ты витязя своего поближе к воде. Возьмешь меч и ступай.

Микулка попятился в чащу, боясь повернуться к воде спиной.

Вскоре он нашел на поляне Тита, он так и лежал на спине, раскинув по сторонам крепкие руки. Еле допер паренек воеводу до омута, но подметил, что русалки не обманули, меч сверкал на размоченной глине, отражая струящийся звездный свет. Микулка с удовольствием бросил тело у самого берега, подхватил Кладенец и рванулся через чащебу на запад, хрустя под ногами трухлявыми сучьями. Уже порядком отбежав от воды он услышал тяжкий всплеск ушедшего в воду тела.

– Ну потешится теперь окоянный вражина… – с усмешкой молвил паренек и поспешил к окраине леса.

Ночь была светлая, наполненная светом звезд и подвешенной к небу щербатой Луны, только ветви деревьев расчерчивали ее густыми разводами сажи. Микулка добрался до западной окраины леса и услышал знакомый конский всхрап.

– Конячка моя! – радостно воскликнул он. – Поди сюда!

Конь просунул промеж кустов широкую морду и поискал влажными губами знакомую хозяйскую руку.

– Ну все, все… – успокоил его паренек. – Поехали в город, а то слишком уж много всего в один день.

Он пролез через кусты и уже собрался вскочить на конскую спину, но почувствовал на себе чей-то тяжеленный как медвежья лапа взгляд и решил обождать. Нарочито медленно достал из-за пояса кожаную перевязь, приладил к снятому с пояса мечу, закинул тяжкий булат за спину и только после этого осторожна огляделся. Ничего… Тихо, только еле ощутимый ветерок шуршит в вышине ветвями. Зарян учил, что когда глаза и уши не могут поведать от том, что надобно, следует положиться на нюх. Паренек тихонько вдохнул воздух, словно пробуя его на вкус, погонял в носу, втянул снова. Был какой-то запах. Странный запах, еле уловимый сриди сотен других запахов леса и близкого конского тела. Молодой витязь повернулся в ветер и наработанным рассеяным взором вперился в темноту. Лес жил своей таинственной жизнью, колыхался, дышал, взгляд с трудом отделял предметы от их зыбких теней и щупал, щупал… Там ежик суетится в корнях трухлявого пня, правее колышится на ветвях сорочье гнездо. А под ним неподвижная тень, словно стоит под древом кто-то огромный, сутулый. У Микулки кровь застыла в жилах, он понял, что именно взгляд этого жутковатого существа придавил ему плечи, когда он хотел забраться в седло. Ни звука, только еле ощутимый аромат дикого зверя. Паренек подумал сначала, что это медведь, но что-то слишком длинные у этого медвдя лапы. Или руки? Может леший вылез из дупла искупаться в серебряном лунном свете? Паренек осторожно шагнул в сторону и перепугался еще сильнее, узрев как сверкнули в темноте два крохотных уголька глаз неведомого чудиша. Он потянул из-за спины меч, чувствуя как новая рубаха пропитыается со спины липким потом, взял коня за повод и попятился к городу. Его остановил глухой рык.