— Черт! Не верю, что ты это сделал. Ты не смотрел судебное разбирательство «О Джей» Симпсона? Копы не могут так запросто устраивать облавы.

Морелли просунул руку в дыру.

— Это был несчастный случай. И сегодня я не коп. У меня выходной.

— Тебе следует поработать с Лулой. Из вас вышла бы великолепная парочка.

Морелли открыл дверь, и мы вошли, осторожно обходя разбитое стекло. Он заглянул под раковину, нашел пару резиновых перчаток, надел их и стер свои отпечатки пальцев с ручки двери.

— Тебе-то не нужно беспокоиться насчет отпечатков, — сказал он. — Ты же здесь была совершенно законным образом два дня назад.

Мы быстренько прошлись по квартире, чтобы убедиться, что нигде нет тел, живых или мертвых. Потом методично осмотрели комнаты. Шкафы, комоды, закоулки, мусорные мешки.

Вся одежда отсутствовала, и насколько я могла судить, не было также и выигранных ими призов. Женщины очень спешили. Кровати были не заправлены. В холодильнике остались продукты. В гостиной как будто боролись, и никто не позаботился потом убрать беспорядок. Мы не нашли ничего, что могло бы подсказать новый адрес. Никаких признаков наркотиков. Никаких пуль, застрявших в деревяшках. Никаких кровавых пятен.

По моему личному заключению, домашние хозяйки они были никакие, и собирались, наверно, довести себя до заворота кишок. Поскольку потребляли в пищу кучу копченой колбасы, белого хлеба, курили сигареты пачками, пили в большом количестве пиво и мусор за собой не убирали.

— Сбежали, — вынес вердикт Морелли, снимая перчатки и возвращая их под раковину.

— Есть идеи?

— Ага. Давай сваливать отсюда.

Мы добежали до пикапа, и Морелли вырулил на променад.

— Вон там платный телефон, — показал Морелли. — Позвони в полицию и скажи им, что ты соседка и заметила разбитое стекло на задней двери в соседнем доме. Не хочу оставлять дом на потеху вандалам и грабителям.

Критически оглядев себя, я решила, что мокрее уже не стану, поэтому прошлепала прямо под дождем к телефону, позвонила и пошлепала обратно.

— Все в порядке? — спросил Морелли.

— Им не понравилась, что я не назвала себя.

— Тебе полагалось что-нибудь соврать. Копы этого просто ждут.

— Чудаки эти копы, — сказала я Морелли.

— Угу, — подтвердил он, — копы до чертиков меня пугают.

Я сняла обувь и пристегнулась.

— Хочешь рискнуть и высказать догадку, что случилось в гостиной, которую мы только что покинули?

— Кто-то пришел за Максин, погонялся за ней по гостиной и заработал по башке тупым предметом. Когда он очнулся, трех женщин и след простыл.

— Может, этот кто-то был Эдди Кунцем.

— Может быть. Впрочем, это не объясняет, почему он до сих пор отсутствует.

* * *

На полпути к дому дождь прекратился, а сам Трентон не выказывал ни единого признака, что ему полегчало от жары. Уровень углеводородов был достаточно высоким, чтобы травить стекло, а магистрали гудели с дорожной яростью. Кондиционеры выходили из строя, собаки страдали диареей, в корзинах плесневело грязное белье, предназначенное для стирки, носоглотка забивалась цементной пылью. Если давление упадет еще ниже, то внутренности каждого высосет через ступни прямо в нутро земли.

Мы с Морелли едва все это замечали, конечно, потому что оба родились и выросли в Джерси. Выживают наиприспособившиеся из приспосабливающихся. И Джерси воспитывает великую расу.

Мы стояли в прихожей Морелли, с нас капало, и я не могла решить, что хочу сделать в первую очередь. Я была голодная, я вымокла, и в то же время мне хотелось позвонить и проверить, не вернулся ли Эдди Кунц. Морелли расставил мои приоритеты, начав раздеваться в прихожей.

— Что ты делаешь? — возопила я.

Он сбросил башмаки, снял носки, рубашку и взялся большими пальцами за пояс шорт.

— Не хочу тащить воду через весь дом. — Рот его растянулся в улыбке: — У тебя с этим проблемы?

— Да никаких проблем, — заверила я. — Я иду в душ. А это создает тебе какие-нибудь проблемы?

— Только если ты потратишь всю горячую воду.

Когда я спустилась, он висел на телефоне. Я вымылась, но еще не просохла. У Морелли не водилось кондиционера, и в это время дня можно было облиться потом, не прилагая даже никаких усилий. Я прокралась к холодильнику и решилась на сэндвич с ветчиной и сыром. Я шлепнула их вместе и слопала, стоя за прилавком. Морелли что-то писал в блокноте. Он поднял на меня взгляд, и я пришла к выводу, что у него полицейские дела.

Потом он повесил трубку и подхватил кусочек деликатесной ветчины, упущенный мной.

— То дело, над которым я работал, заново открыли. Всплыло кое-что новенькое. Я приму быстро душ, а потом мне нужно уйти. Не знаю, когда вернусь.

— Сегодня? Завтра?

— Сегодня. Просто не знаю, когда.

Я прикончила сэндвич и привела в порядок кухню. Рекс выполз из банки из-под супа и выглядел заброшенным и позабытым, поэтому я дала ему кусочек сыра и корочку хлеба.

— Плоховато мы справляемся, — сказала я ему. — Я продолжаю терять людей. Сейчас вот не могу найти парня, на которого работаю.

Я попыталась позвонить Кунцу. Никакого ответа. Я поискала фамилию Глик в телефонном справочнике и позвонила Бетти.

— Вы Эдди еще не видели? — спросила я.

— Нет.

Я повесила трубку и немного походила по комнате. В дверь кто-то постучал.

Это оказалась маленькая итальянка.

— Я крестная Джо, — представилась она. — Ты, должно быть, Стефани. Как ты, дорогая? Я только что услышала. Думаю, это прекрасно.

Я не поняла, о чем леди толкует, и решила, что оно и к лучшему. Я сделала неопределенный жест в сторону лестницы:

— Джо в душе.

— Я не могу ждать. Спешу на вечеринку драгоценностей. — Она вручила мне белую коробку. — Я просто хотела занести вот это.

Леди подняла крышку и расправила тонкую бумагу, поэтому я смогла увидеть, что лежит под ней. Ее круглое лицо расплылось в улыбке.

— Видишь? — произнесла она. — Крестильное платьице Джо.

О-па.

Она похлопала меня по щеке:

— Ты хорошая итальянская девушка.

— Наполовину итальянская.

— И хорошая католичка.

— Умм…

Я глядела, как она идет к своей машине и уезжает. Она думает, что я беременна. И полагает, что я выхожу замуж за Джо Морелли, всеми матерями штата признанным как «последний заслуживающий доверия человек, которому я разрешу встречаться со своей дочерью». И она считает, что я хорошая католичка? Как же до этого докатилось?