Он закончил, смял в руке мертвую птицу, выжал на муравейник струйку крови, затем положил сверток на верхушку холмика. Если обряд проведен правильно, то до рассвета с муравейника исчезнет птичье мясо и спрятанная внутри, вылепленная из хлеба фигурка, изображающая жертву.

Человек, на которого наведены чары, чувствуя странный зуд во всем теле, начнет чесаться. Но зуд не прекратится, будет усиливаться, переходить в боль. Страшную, сотрясающую все тело, разрывающую мышцы, выгрызающую внутренности… На коже появятся сотни ранок, и тогда человек поймет, какой конец его ждет. Он попытается встать, чтобы покончить жизнь самоубийством, но у него недостанет сил. Он начнет просить помощи у близких, но те убегут, ибо мало кому известно, что муравьиная смерть — не заразная болезнь, а порча. Переждут несколько дней и сожгут его шалаш, его собаку и корову, его детей. Но прежде чем все это случится, человек еще будет жить полдня, день. И увидит, как из каждой ранки потечет струйка мурашей, выедающих его плоть изнутри, чтобы он жил как можно дольше. А когда он умрет, муравьи мгновенно обратятся в прах.

Дорон вздрогнул, представив себе все это. Жестокая смерть, страшная даже сейчас, когда война убивает сотни людей, когда перерезают глотки, пробивают сердца, разбивают черепа. Немногие знали правду о муравьиной порче. И совсем мало тех, кто умел ее наводить. Этот оборванец, вероятно, получил знание в наследство от своего отца и передаст сыну. Тайна будет скрыта, а смерть достанет каждого, кто решится противодействовать воле колдунов.

Дорон не знал ни палача, ни жертвы, да ему это было безразлично. Однако же ему был столь же противен способ убиения, как страшен и такой род смерти. Гораздо честнее, когда люди сходятся с ножами из серого камня, стреляют отравленными стрелами, ведут борьбу на палицах. Но муравьиная смерть… Когда мужчина начал последнюю фазу наведения порчи, Лист выглянул из кустов.

— Стой!

Мужчина замер. Медленно обернулся.

— Кто это? — спросил он с певучим говором, свойственным жителям этой местности.

— Кто ты такой, что наводишь на людей порчу? — Дорон сделал шаг вперед, грозно поднимая кароггу.

— Смилостивься, господин. Здешний я, из деревни, тут, рядом…

— Ты хотел умертвить кого-то?

— Хотел, хотел, у-у-у… Что я могу хотеть? Зачем мне людей умертвлять? Попросили, вот и делаю. Яйца и мед за это получу, что мне до убиения.

— Ладно. Что знаешь о Гвардии? Сидят в Круге?

— Сбирается, господин, у-у-у… сбирается и грозится. Два дня тому в деревню заявились сборщики. Хлеб забрали, коров у-у-у… хороших, молочных, и четырех парней. Сильных, работящих. Вот я из-за этого и заклинаю…

— Как это?

— Ну, которые от набора выкрутились, те в селе остались, а один себе бабу присмотрел, потому как надумал, чтобы ейный муж с войны не возвернулся. Она ему приглянулась, ну так я должен был…

— Так ее же спалят в халупе.

— У-у-у… Ежели на войне помрет, то кто ж узнает-то как…

— Гвардия уже вышла со станов?

— Дак я ж не знаю. Но люди чегой-то там болтают, я чего услышу, то и знаю. И по птицам всполошенным, и по дымам на небе. Еще в Круге сидят. А тронутся то и день.

— Много их?

— Ага. Говорят, два гросса[2]гвардейцев и трижды столько других воинов.

— Пять сотен с лишком, — проворчал Дорон. — Сила. Так когда, говоришь, двинутся?

— У-у-у… болтали чегой-то сборщики, мол, завтра в сумерках.

— Сколько останется в Круге?

— У-у-у… а откедова мне знать-то, господин, откедова?

Лист внимательно всматривался в лицо говорившего, вслушивался в звучание его слов. Урод не обманывал. Ну а если обманывал, то делал это на удивление удачно.

— Делай свое дело, — сказал Лист и отступил в лес, скрывшись с глаз испуганного и удивленного человека.

* * *

Трупы лежали в яме еще целый день, видимо, стражники решили, что таким образом отучат узников от взаимного умерщвления. Только через сутки было приказано вынести тела. Потом арестантам связали руки и погнали на другой конец города. К счастью, было еще темно и мало кто мог их увидеть. Но все равно каждый встречный не преминул обругать узников, а то и бросить камень.

Вначале это ужасало Магвера, он испытывал стыд и отчаяние, но потом перестал обращать внимание на проходивших мимо людей. Сейчас его занимало другое. Их вели на какие-то работы. Это ясно. Каждому перед отходом надели на левую руку кожаный обруч с плетеной петлей. Перед отправкой через петли протянули длинную веревку. Так они и шли, будто гигантская гусеница — о бегстве нечего было и мечтать.

Примерно на полпути он понял, что их ведут к пристани.

— Нас посадят на весла, — буркнул шедший за Магвером Селезень. Юноша струхнул. Гребцы. Он знал судьбу этих рабов. Короткую жизнь они проведут в деревянных колодках, согнув от усилий шеи, с выцветшими, отвыкшими от солнечного света глазами. Это хуже, чем яма. Хуже! Оттуда не убежишь.

Уже чувствовалось холодное, тянущее от реки дуновение ветра. Они медленно спускались к портовой набережной. Миновали ряд рыбачьих лодок, несколько барок, отгороженную часть порта, где некогда стояли прогулочные ладьи бана. Издалека донеслись покрикивание людей и рев волов.

— Нас взяли на плоты, — шепнул кто-то из идущих впереди.

Вымощенный камнями тракт вел прямо к широкому заливу. Здесь Северная Река расширялась, образуя небольшой затон со стоячей водой. На нескольких помостах двигались — в утреннем сумраке Магвер хорошо видел темные фигуры — люди с баграми. По реке плыли плоты из еще не ошкуренных стволов. По скользким бревнам ловко прыгали сплавщики. Самая скверная работа начиналась именно здесь, где надо было выбивать плоты с главного течения и направлять вбок, к набережной. Там уже ожидали воловьи упряжки, чтобы тащить деревья дальше. Повстанцам требовалось множество бревен на штурмовые башни, тараны, помосты, шанцы. Обо всем этом Магвер успел подумать, прежде чем пинок и удары погнали его к воде.

* * *

От Круга Листа отделял день пути. Возможно, слишком много, а может, очень мало. Все зависело от того, когда Гвардия двинется к Даборе. Ему надо было выйти в район Круга сразу после ухода войск, когда в Коме возникнет нужный ему беспорядок. Однако не слишком поздно. Ведь предстояло догнать и опередить идущую маршем армию, чтобы добраться до Горчема раньше ее. Намечалась битва, крупное сражение, в котором примут участие все силы бунтовщиков, армия бана и войско Гнезда. Бан наверняка присоединится к бою. Покинет укрытие. Дорон надеялся, что сумеет перехватить владыку. Он не ожидал легкой гонки с Гвардией. Шершни вполне могли идти без сна несколько дней. К счастью, с ними шли союзники, к тому же тащились обозы. Нормальным людям и волам требуется отдых — это заметно задержит движение. Дорон хотел войти в Круг, когда Кому окинет большая часть армии, потом перегнать солдат, чтобы спокойно подготовиться к бою.