Крики: «Давай, давай, давай! Давай! – громкой бесконечной погонялкой на холод сваливал заключенных с ног.

– И-и-и, раз. И-и-и, два! – кричали бурильщики, работая зубилом, махая молотком, забивая зубило глубже, а погоняло кричало:

– Давай!

– Эй, а у тебя что с нормой? Опять не справился, а ну, пойдем, отойдем в сторону! Иди сюда, иди. Саботируешь, что ли? Повторно! Ты арестован, следуй за мной! – крикнул на молодого светловолосого паренька-бурильщика нормировщик Коваленко, выдернул из общей массы бурильщика в сторону, передал паренька стрелку с винтовкой, стрелок отвел паренька в лес, в лесу прозвучал выстрел.

– И-и-и, раз. И-и-и, два! – снова кричалось, повторялось еще, бесконечно. По карьеру ходили, держа в руках тачки, люди, крутились, как в муравейнике, нагруженные туда большими камнями повозки. И дальше кричалось. – Давай!

Бурля в землю, били. Примершая земля превратилась в бетон, смешалась с галькой и валунами. Сил больше не было, силы были на исходе, работа не прекращалась. Им казалось, такой ад будет бесконечно, бей хоть ломом, вгрызайся в мерзлоту земли, но два куба в норму за день не вытянешь.

– Два куба норма, два куба, давай! – кричалось на холоде по ветру.

Вблизи начался грохот, грохотал аммонал. На трасе дул пронизывающий морозный ветер, валил южный народ с ног. Ночью смена кончилась.

Спали прямо на трассе, валились с ног, прямо в котловане прислоняясь спиной друг к другу, прячась под стоящие на земле тачки. Так и спали в почти полярную ночь. Слабые не вставали, умирали на снегу. Тела их грузили в телегу, на конной тяге забирали утром. На места умерших становились другие Подходившие сюда тачечники вывозили груженый камень. Приезжали за новым. В конце следующей смены ночью в глухую темень приедут снова за теми, кто не сможет уйти. И снова вперед на штурм водораздела, вперед! И вновь грохочет на трассе аммонал! Падала вниз земляная стена, валились на головы людей каменный глыбы. Они расшибли их всмятку. Но штурм продолжался. Не справившихся отводили в сторону, отдавали под суд, а то расстреливали в лесу, на месте проведя суд и следствие. Сколько их полегло на канале – десятки, сотни тысяч, никто не знает и никогда не узнает.

* * *

26 марта 1933 года, в самый разгар наступления в кабинете у оперкомиссара, помощника начальника Управления ББЛАГа Гарнича записывал явку с повинной вызванный сюда на покаяние первым допросом священник Повенецкой церкви, отец Михаил, в миру Рыбаловлев.

– У нас не одна тысяча вооруженных людей, и все до одного готовы к восстанию, – сам добровольно давал показания старик. – Все кадровые вояки армии генерала Миллера, – рассказывал Рыбаловлев чекисту Гарничу, называя кого знал пофамильно. – Архиепископы Винокуров Алексей, священники Соколов Василий, Сущевский Алексей, член Синода Павел Красотин, руководитель боевой группы, у него зам Анисимов Александр, – давал обезумевший от страха старик длинный список людей, кого знал в миру и о ком слышал, чекисту, чекист Гарнич записывал все детально, всех пофамильно. – На почве недовольства существующей Советской властью, в Повенце и в районе возникла наша контрреволюционная организация.

– Какая у нее задача? – задал старику наводящий вопрос следователь.

– Свержение Советской власти путем вооруженного восстания, жители должны поддержать восстание.

– В какие сроки начало выступления?

– Мы готовили восстание на март, апрель.

– Вас должны поддержать заключенные Белбалтлага, – начал говорить за старика следователь.

– Мы рассчитывали на их поддержку, – согласился с домыслами следователя старик.

– У вас было тысячи три членов вашей организации и участников выступления, – назвал точное количество боевиков следователь.

– Нет, нет, меньше, точное количество выступавших членов я не знаю, – пытался спорить старик, сразу услышал вопрос следователя:

– Откуда вам известно, участников не одна тысяча, можно предполагать, их у вас больше трех? – не выслушав объяснение, Гарнич называл взятых из списка, попавших в поле зрения чекистов людей, батюшка мотал бородой, соглашался. – У вас в домах много винтовок, взятых на хранение из рук отступавших белогвардейцев, я так и записываю, есть.

– Был грех на душу, был, – продолжил покаяние батюшка. – Мне-то в миру будет прощение? – поинтересовался у чекиста поп.

– Расскажите, как нужно следствию – простим, домой вернетесь с миром, – заверял отца Михаила чекист Гарнич. – А кто у вас связь поддерживает? – спросил отца Михаила он, сам же и рассказал. – Почтальон Галанен. Он должен во время восстания наладить связь между районами.

– Да, правильно, Галанен связной, только Винокуров меня не благословлял в церкви и в алтаре, денег никаких я ему не давал. – возражал отец Михаил следствию, а следствие продолжалось, машина пошла, и ее уже было никак не остановить.

– Я – карельский патриот и всю свою жизнь служил карельскому народу, отпустите меня с богом домой, – говорил в конце разговора старик следователю, этим усугубил свое положение.

Через пять минут после беседы он оказался в сырой камере изолятора, засыпая на досках, положенных на мокрую землю. Сидевших там заключенных изнурял голод и холод, болезни и тяжелые непосильные работы, где каждого пятого по ночам выводили на расстрел. В кабинете у следователя к вечеру была составлена справка о том, что гражданин Рыбаловлев встречал белые банды с колокольным звоном и с хлебом-солью, проповедуя, призывал граждан Повенца к активной борьбе с красными, а также заниматься шпионажем.

Находясь в изоляторе, сидел в одной камере с арестованным Ляхно, которому рассказал, что организация существует давно, и в Повенец прибежали из Финляндии люди, и велись с ним разговоры, как лучше выступить. К делу за номером 3433 присоединились три следователя, один оперработник. Работа кипела, утраивалась. Появились новые арестованные. Сутки спустя вызвал к себе чекист Гарнич Сашу Лебедева и говорил:

– Сашка, новое задание к тебе имеется. Подложи три ствола к японским карабинам, и учебное пособие по технике метания ручных гранат по такому-то адресу дома, засунь на чердак бани, присыпь глиной и сделай так, чтоб ни одна живая душа не увидела, – инструктировал Сашку Гарнич, доверял пареньку новую чекисткую операцию – еще ответственней, чем была раньше. – Справимся? – спросил он Сашу, Саша, мотнул головой, однозначно улыбнулся.

– Доверите – сделаю, – говорил Сашка Гарничу. Он получил предметы и ближе к ночи все было сделано, предметы лежали на чердаке бани в глине.

Хозяина бани арестовали. Наступил первый день месяца апреля, в хозяйстве Конгуева Семена чекистами был произведен обыск. Первым делом они не шли в дом, шли сразу в баню, где с чердака в присутствии понятых достали из глины стволы, предназначенные к трем к японским карабинам. Переписав, следователи вынули из тайника устав техники метания гранат. Найденная чекистами книга тоже была внесена в список вещественных доказательств по крупному уголовному делу. В доме в ходе обыска был найден трехметровый. Семен начал каяться, добровольно помогать следствию, давая признательные показания.