Цель, которую преследовали Андропов и Бобков, была достигнута: общество отвлеклось от обсуждения жизненно важных проблем страны, оказавшейся в бедственном положении, и занялось увлекательным делом: выяснением, кто из деятелей нашей истории был евреем и масоном. Попутно людям втолковывали, что диссидент, либерал, демократ, пацифист, еврей не может быть русским патриотом.

Характерно, что Николай Яковлев так и остался невыездным. За границу руководитель КГБ его не пускал. Употребить свою власть на то, чтобы снять с историка нелепый навет, Андропов не захотел. Во-первых, чиновник в принципе не любит ничего разрешать. Это опасно. Во-вторых, с людьми, которые висят на крючке, проще работать.

Весной 1980 года вышло первое издание толстенной книги Яковлева «ЦРУ против СССР». Во втором издании автор добавил страницы о Сахарове и его жене, которые порядочные люди сочли гнусными. Надо иметь в виду, что Сахаров при всей своей интеллигентности и мягкости не был слюнтяем, а вполне мог дать сдачи и не прощал подлости. Когда Яковлев приехал в Горький и пришел к Сахарову, видимо, чтобы обогатить переиздание своей книги новыми деталями, то Андрей Дмитриевич дал ему звонкую пощечину и выставил из квартиры…

Замечательная писательница и очень честный человек Лидия Корнеевна Чуковская реагировала по-своему:

— Как мог Андрей Дмитриевич позволить себе дотронуться до него рукой?

В КГБ Андропову открылось множество проблем, скрытых от обычных граждан, в том числе национальных. Острота их была ему понятна.

Однажды начальник разведки ГДР генерал-полковник Маркус Вольф прилетел в Москву за помощью. Он хотел вызволить из неволи своего агента Гюнтера Гийома, арестованного контрразведкой ФРГ. Западные страны готовы были на обмен заключенными, но требовали, чтобы Москва отпустила Анатолия Щаранского, физика, который упорно добивался выезда в Израиль. Но Щаранского чекисты обвинили в шпионаже и дали ему большой срок.

Маркус Вольф попытался убедить Андропова отпустить Щаранского, но председатель КГБ наотрез отказался это делать.

— Товарищ Вольф, — сказал Андропов, — разве вы не понимаете, что произойдет, если мы дадим такой сигнал? Этот человек — шпион, но еще важнее то, что он еврей и выступает в защиту евреев. Если мы освободим Щаранского, борца за права евреев, то и другие народности могут последовать этому примеру. Кто будет следующим? Немцы Поволжья? Крымские татары? Калмыки? Чеченцы? Если мы откроем все клапаны и народ начнет вываливать все свои беды и претензии, нас захлестнет эта лавина и мы не сможем ее сдержать.

В реальности Андропов и офицеры 5-го управления чувствовали, что теряют контроль и не только над либеральной частью общества, но и над противоположным флангом, который ненавидел режим за нарушение вековых традиций. Причем аппарат не знал, как быть с этим флангом. Критиковать не хотелось — вроде как свои.

По рукам били только тех, кто выходил за рамки, позволял себе то, что аппарат разрешать не хотел. Наказывали тех, кто пытался создать нечто вроде организации, и тех, кто говорил, что Брежнева нужно убрать из Кремля, потому что «у него жена еврейка». Нападки на генерального секретаря не прощались. Тут Андропов был непреклонен.

Все остальное дозволялось.

Советский Союз разрушался и отнюдь не усилиями либерально настроенных диссидентов. Многонациональное государство подрывали крайние националисты, занимавшие все большие посты в партийно-государственном аппарате. Эти настроения все шире распространялись в обществе.

Помню, как кривились партийные чиновники, которых имел возможность наблюдать в юные годы, когда главным редактором «Советской России» был назначен журналист с украинской фамилией:

— Луковец? Во главе российской газеты?

Жил он в Москве, много лет работал в «Правде», даже не знаю, владел ли он украинским языком. Но это не имело значения — национализм носил биологический, расовый характер. Раз украинская фамилия — значит, по крови не наш. И так воспринимались украинцы, которые считались братским народом!

Еще одно впечатление юности: в большой компании партийных чиновников и дипломатов кто-то упомянул, что известный всем присутствующим заведующий одним из отделов МИД женился на даме из одной национальной республики. И у всех вытянулись лица:

— У него такая жена?

В этих словах звучала откровенная брезгливость.

Помню и рассказ одного заметного человека, которому старая знакомая, секретарь Московского горкома партии, ведавшая идеологией, с нескрываемым раздражением заметила:

— Слышала, слышала, что ты на еврейке женился…

Пятый пункт в анкете (национальность) определял судьбу. Молодой человек рос в сознании, что запись в анкете определяет потолок его жизненных устремлений. Скажем, представителей некоторых народов не брали в пограничные и ракетные войска — им просто не доверяли: не тому или иному человеку — всему народу.

Ясным сигналом нарастающей сложности национальных проблем стала неудачная попытка образовать в составе Казахстана немецкую автономию. В начале войны советских немцев со всей страны депортировали в отдаленные районы, в основном в Казахстан. Они оказались третьим по численности народом в республике. Немцев реабилитировали первыми из репрессированных народов — 13 декабря 1955 года. Но о восстановлении республики советских немцев на Волге никто и говорить не хотел: пусть живут, куда их выселили.

В мае 1979 года помощник председателя КГБ СССР Павел Павлович Лаптев вызвал сотрудника 5-го управления Николая Михайловича Голушко и сообщил о поручении Андропова подготовить материал для рассмотрения на политбюро ЦК вопроса об образовании немецкой автономии на территории Казахстана.

Будущий генерал-полковник Николай Голушко, уроженец Казахстана, возглавлял в 5-м управлении КГБ СССР 2-й отдел (контрразведывательные операции против центров идеологических диверсий империалистических государств).

«В течение трех дней мы с Лаптевым, — вспоминает Николай Михайлович, — составили записку в ЦК КПСС, в которой обосновали необходимость создания немецкой автономии как назревшей меры по окончательному решению вопроса восстановления прав депортированных в годы войны советских немцев, а также устранения причин бытующих антиобщественных проявлений на почве как автономистских, так и эмиграционных процессов.

Предлагалось образовать Немецкую автономную область, в которую включить территории нескольких районов Кокчетавской, Карагандинской, Павлодарской и Целиноградской областей со столицей в городе Ерментау. К записке в политбюро ЦК мы приложили географическую карту с компактными немецкими поселениями в этих районах. Из двухмиллионного немецкого населения страны больше половины в тот период проживало в Казахстане».

Восстановление национальной автономии немецкого населения активно поддерживало руководство КГБ СССР, прежде всего сам Андропов. Смысл автономии состоял в том, чтобы остановить эмиграцию советских немцев. Создание автономии стало бы удобным поводом для отказа немцам в разрешении на выезд в ФРГ. 31 мая 1979 года было принято секретное постановление политбюро ЦК КПСС «Об образовании Немецкой автономной области»…