Урсула сделала маленький глоток и снова опустилась на подушку. Она подняла руку к голове и обнаружила повязку на лбу.

— Вы в больнице, в Сьюдад-Боливаре. Мы с комендантом переправили вас сюда на лодке.

— А Бейтс?

— Мертв.

— А письма?

Лорд Розем нежно коснулся ее щеки.

— Даже теперь вы беспокоитесь о подруге. Больше вам не нужно тревожиться. Я послал телеграмму Гаррисону. В этих письмах заключена вся необходимая ему информация.

— Значит, Фредди…

— …свободна. — Лорд Розем порылся в кармане и вытащил телеграмму. — Сегодня утром я получил весть от Гаррисона. На берегу Темзы они обнаружили тело утопленника. У мужчины были с собой документы на имя Джона Генри Бейтса. Судя по всему, он нанялся на корабль, отходящий в Индию, но свалился за борт ночью накануне отплытия. Корабельный врач сказал, что матросы тем вечером особенно пьянствовали и буянили.

Урсула недоверчиво взглянула на лорда Розема.

— Это значит, что сын Бейтса погиб, — уточнил он.

— Погиб?

Урсула разрыдалась. Страх за Уинифред и боль от потери отца покинули ее, и только теперь, с чувством неимоверного облегчения, Урсула поняла, какое это было для нее тяжелое испытание. Она рыдала и всхлипывала; лорд Розем протянул ей носовой платок, и девушка невольно улыбнулась. Наконец она вновь откинулась на подушки, устало вздохнула и закрыла глаза.

Проснувшись, Урсула увидела сиделку.

— Где лорд Розем? — спросила она, садясь на постели.

Сиделка с удивлением взглянула на нее, и девушка указала на шляпу лорда Розема, которая лежала на скамейке под окном.

— Si, si…[10]— ответила сиделка и быстро заговорила по-испански.

— Боюсь, я вас не понимаю, — перебила ее Урсула и попыталась встать.

— No, no! — Сиделка, знаком попросив пациентку лежать, заспешила из комнаты. Через несколько минут в палату вошла высокая женщина в длинном одеянии монахини; на Урсулу устремился взгляд добрых, ослепительно синих глаз.

— Значит, вы наконец пришли в себя? А я уже начала думать, что у его милости галлюцинации. — Монахиня говорила быстро, с ирландским акцентом. — Не удивляйтесь. Эта больница была основана орденом святой Клары. Я здесь уже три месяца, а в орден вступила пять лет назад в Голуэе.

— Не могли бы… не могли бы вы разыскать лорда Розема? — Урсула снова попыталась сесть, но монахиня остановила ее.

— Нет, не могла бы, — строго ответила она. — Я велела ему вернуться в отель и отдохнуть. Он день и ночь сидел здесь, ожидая, когда вы очнетесь.

Урсула осторожно прикоснулась к своей голове.

— Лежите и отдыхайте, — приказала монахиня. — Вы уже достаточно заставили других поволноваться. Отправиться в одиночку на поиски этого сумасшедшего… Да такого и в романе не прочтешь! Его милость метался по всему городу вместе с комендантом Сарриа и раздавал приказы направо и налево. Весь Сьюдад-Боливар так и гудел!

— Простите… я не… не помню, что случилось. Больше никто не пострадал?

— Погибли двое солдат экспедиционного корпуса, — раздался голос лорда Розема. Урсула обернулась и увидела, что он стоит в дверях. — В перестрелке была ранена женщина, но она убежала в джунгли.

Урсула смутно вспомнила, что действительно видела, как та бежит. Больше в ее памяти почти ничего не сохранилось, кроме жары и страшной жажды, которую невозможно было утолить.

— А что сталось с тем мальчиком и с индейцем, который отвез меня к Бейтсу?

— А как, по-вашему, я вас нашел? Сейчас их допрашивают, но скоро, несомненно, освободят.

— Я слышала… слышала ваш разговор с комендантом, — сказала Урсула.

Лорд Розем подошел к постели.

— Помолчите… — мягко произнес он. — Все кончено.

Урсула наконец позволила себе расслабиться. Монахиня вышла; сиделка принялась прибираться. Лорд Розем сел рядом с постелью.

— Я принес вам Теннисона. Всегда беру с собой стихи в путешествие. Подумал, вы захотите что-нибудь почитать…

— У вас с собой Теннисон?

— Я не такой уж скучный обыватель, каким вы меня считаете.

Урсула с трудом подавила зевок.

— Сомневаюсь, что я смогла бы назвать вас так. Ретроградом — быть может, но уж никак не скучным обывателем. Почитайте мне что-нибудь.

Ей было так уютно и спокойно в его присутствии, Урсула ощущала тепло, исходящее от лорда Розема.

Он открыл книгу, перевернул несколько страниц и начал читать:

Не вопрошай; мы связаны судьбою.

С течением боролся я давно,

Так пусть теперь несет меня оно;

Любимая, я покорён тобою —

Не вопрошай…

Урсула откинулась на подушку. Она закрыла глаза, позволив его голосу омывать ее, и через несколько минут забылась легким сном.

Обратное путешествие через Атлантику должно было продлиться не более пяти дней. Хотя «Лузитания» уже однажды и получила Голубую ленту за скорость, пассажиры испытывали приятное волнение. «Лузитания» была настоящим чудом техники — семьсот восемьдесят пять футов в длину и восемьдесят восемь в поперечнике. Четыре трубы извергали в воздух клубы дыма; машины ревели, нагнетая скорость в двадцать шесть узлов. Но пассажиры по большей части и понятия не имели о машинах. Их путешествие проходило вдали от черной, дымящейся преисподней трюма.

Урсуле было неинтересно купаться в роскоши. Ее каюта первого класса, разумеется, отличалась комфортом и элегантностью; салон в георгианском стиле, со стеклянным куполообразным потолком и витражами, несомненно, впечатлял, как и огромный ресторан, но девушку все это не занимало.

Узнав, что сын Бейтса мертв, Урсула испытала огромное облегчение, но вскоре ее охватили сомнения. Ночью они вторгались в ее сны; в памяти Урсулы вновь и вновь воскресали те кошмарные часы, которые она провела рядом с Бейтсом. С той разницей, что во сне ей не удавалось бежать.

Она проводила дни, растянувшись в шезлонге на палубе. Урсула могла лежать часами, в пальто, шарфе и муфте, глядя на океан и наблюдая, как вздымаются и опускаются волны.

В первый же вечер на борту после ужина лорд Розем и Урсула отправились в салон. Девушка разглядывала лица сидевших вокруг и понимала, что, путешествуя с лордом Роземом без компаньонки, привлекает к себе определенный интерес. Она вздохнула. Несомненно, по возвращении в Англию ее ждет скандал, но после всего, что Урсуле пришлось пережить, это ее уже не волновало. Лорд Розем со своей стороны, казалось, не замечал многозначительных взглядов, не слышал перешептываний.