Мы вышли из кафе.

Господин Клопфер проводил меня до гостиницы.

Да, они вышли из кафе, и репортер проводил престарелого русского митрополита до гостиницы. Они беседовали о каких-то мелочах давней венской кружковой жизни, старик вспоминал и рассказывал, а репортер слушал внимательно, изредка задавая вопросы, а иногда останавливаясь и быстро записывая что-то в свой блокнот. Может, он и вправду собрался написать книгу.

— Кстати, — вдруг спросил он, странно ухмыляясь. — Так все-таки, кто убил Леона Троцкого?

— Рамон Фернандес, — сказал митрополит. — Я же вам рассказывал в подробностях. Вы, кажется, за мной внимательно записывали?

— Да, — сказал репортер.

— Это был молодой испанский социалист Рамон Фернандес, — медленно сказал митрополит, как будто повторяя уже сто раз сказанные слова. — Никто толком не знает, как он прибился к нашему кружку. Какой-то необычный парень. Он еще вырезал из картона куклы. Необычный в плохом смысле слова. Странный тип, короче говоря. Он приревновал молодого Гитлера к Леону. Совершенно безосновательно. Ни в Гитлере, ни в Троцком не было ни капли педерастии. Леон был прекрасный семьянин, любящий муж, а Гитлер — молодой ходок по девкам.

— Странная история, — сказал репортер.

— О, друг Гораций… — улыбнулся митрополит Иосиф. — Сколько всего на свете… Никому и не приснится.

Подошли к входу в гостиницу. Стали прощаться.

— Позволите мне воспользоваться удобствами вашего отеля? — сказал репортер. — По старой социалистической памяти.

— Пожалуйста, пожалуйста, — митрополит взял ключи от номера и спросил у портье, где здесь клозет.

Оказалось, что общий клозет — в дальнем конце коридора. Портье долго объяснял, как пройти, а потом вызвался проводить.

— Пустяки, — сказал митрополит. — Пойдемте ко мне в номер. Познакомлю вас с отцом Игнатием, моим помощником. Очень милый человек.

— Ваш спутник ушел полчаса назад, — сказал портье, отворяя лифт и пропуская туда старика митрополита и репортера.

— Что ж делать, — сказал митрополит. — Ничего, ничего. Хотя жаль. Милый человек и по-немецки говорит лучше меня.

— У вас отличный немецкий, — сказал репортер.

Они поднялись на четвертый этаж. Прошли в номер, в огромную комнату с двумя кроватями по обе стороны полукруглого окна. Старик раскрыл дверь в клозет, широким и чуть комичным жестом пригласил репортера зайти.

— Справляйте нужду, господин Клопфер, — сказал он. — Пипифаксы, вода, мыло, расчески и полотенца — все в вашем распоряжении. А я пойду в ресторан, тут ресторан как раз на нашем этаже, закажу нам чаю и чего-нибудь закусить. А вы, господин Клопфер, пока меня нет, садитесь за стол, разберите свои записи. Найдите то место, где я говорю о смерти Леона Троцкого. Об этом ужасном моменте, когда его жена вбежала в комнату с криком «Леона убили». Если я ходил в кружок того Клопфера, который был вашим отцом, и если вы тогда были там — вы были мальчиком, не так ли? — вы должны были это запомнить! Все были в ужасе. Все страшно кричали! Наверное, во всех дальних комнатах было слышно. Сколько вам тогда было лет?

— Я не запомнил, — сказал Клопфер, снимая фотоаппарат с шеи и кладя его на стол, устремляясь к дверям клозета, на ходу расстегивая ширинку.

— Тогда тем более разберитесь в записях! — почему-то резко сказал митрополит ему в спину и вышел.

В ресторане не было никого — ни посетителей, ни официантов.

Митрополит Иосиф прошел через весь зал, вошел в кухню. Крикнул «Эй, эй!» Никто не отозвался. Он огляделся. На цинковом столе лежал кулинарный топорик. Митрополит подхватил его рукой, закутанной в край рясы, спрятал в складках своих одежд и вышел.

Дошел до номера, отворил дверь.

Репортер господин Клопфер сидел за столом и листал свой блокнот.

— Святой отец! — сказал он, не оборачиваясь. — Вот ведь какая штука. Вот я читаю, что записал за вами: «Мне кажется, что она неправильно описала комнату Леона. Лампа не там стояла. Лампа стояла не слева на столе, как она говорила, а справа…» И дальше: «Я как будто глазами увидел это. Хотя как я мог это увидеть? Не знаю. Почему мне показалось, что она описала неправильно, я тоже не знаю». А я, кажется, догадываюсь, почему вам так показалось, святой отец…

Он повернулся на стуле, толстый, но верткий. А может быть, не толстый, а мускулистый. Толстые руки, но не жирные, а с мощными бицепсами. Грудь колесом. Под жилеткой не пузо, а брюшной пресс, как у японского борца. Митрополиту стало не по себе, но он никак это не выказал.

— Интересно, интересно, — сказал он. — Ну и почему?

— Ответ простой! — репортер господин Клопфер снова повернулся к столу. — До странности, до неприличия простой, о, мой святой отец! Жена убитого господина, пардон, товарища Троцкого, она увидела комнату из дверей, так? Лампа стоит слева, вот так — и он показал рукою на столе. — Она и должна стоять слева, чтоб свет слева падал, как положено, да?

— Допустим, — сказал митрополит.

— Не «допустим», а так и есть, — сказал репортер. — Тем более что мадам Троцкая это подтвердила.

— Ее фамилия была Седова, — зачем-то сказал митрополит Иосиф. — Она носила девичью фамилию.

— Неважно, — сказал Клопфер. — Важно совсем другое. А кто-то другой видел эту комнату с противоположной стороны! Из окна! И с того места, откуда он глядел, ему, конечно же, показалось, что лампа стоит справа. Так оно и было — с его точки зрения. Остается только понять, кто же это был, — захохотал он. — Кто был этот загадочный ночной созерцатель? Пока скажем именно так — созерцатель. А далее остается понять, почему в вашем мозгу, о мой святой отец, вдруг возникла эта картина, вид комнаты со стороны окна! Почему? — он сильно разволновался.

— Минутку, — сказал митрополит Иосиф. — Погодите. Вы очень громко кричите. Вы увлеклись. Но покажите мне, где это написано. Насчет «лампа слева, лампа справа».

— Да вот же! — Клопфер нагнулся над столом, перелистал блокнот, нашел нужную страничку. — Вот, вот! Смотрите: «Лампа стояла не слева на столе, как она говорила, а справа».

— Где?

— Вот! — Клопфер тыкал пальцем в строку. — Да, и еще. В вашем рассказе была странная фраза. Вам казалось, что юный Гитлер «выполняет некий замысел». То есть наводит присутствующих на мысль, что убийца Троцкого сидит где-то далеко. То ли в Женеве, то ли в Кракове. Будто бы сам он этого не знает, но — но «разыгрывает, как по нотам». Что он разыгрывает? Какой замысел?

— Где? — повторил митрополит. — Неужели я такое сказал? Странно. Даже самому интересно стало. Где, в каком месте?

— Идите сюда, — позвал Клопфер, не отрываясь от своих записей. — Сейчас найду.

Митрополит Иосиф подошел к нему сзади.