Изабелла старается изо всех сил проявлять ко мне доброту. Она позволяет мне ужинать в общем зале со своими дамами и даже сажает по правую руку от себя. Она называет меня «сестра» и однажды даже берет меня с собой в гардеробную, говоря, что я должна выбрать себе что-нибудь из ее платьев. Ей надоело уже видеть меня все время в темно-синем.

– И ты обязательно поедешь с нами ко двору, – добавляет она, обняв меня за плечи. – Когда истечет год твоего траура. А этим летом мы можем отправиться путешествовать со двором и, возможно, даже съездим в Уорик. Вот здорово будет снова оказаться дома, правда? Ты бы этого хотела? Мы можем заехать и в Мидлэм, и в замок Барнард. Тебе понравится снова наведаться в наши старые дома.

В ответ я не произношу ни слова.

– Мы же сестры, – говорит она. – Не забывай об этом, Анна. Не стоит быть такой жестокой ко мне, да и к себе тоже. Мы обе так много потеряли, но мы по-прежнему сестры. Давай снова станем подругами. Я хочу жить с тобой в сестринской любви и согласии.

Я не знаю, как Ричард придет ко мне, но верю, что он обязательно это сделает. Но время идет, и я начинаю размышлять, что мне делать, если он все-таки не придет. Я чувствую себя загнанной в ловушку.

Стоят холодные февральские дни, и я почти не выхожу из дома. Джордж почти каждый день выезжает то в Вестминстерский дворец, то просто в город. Иногда к нему приходят посетители, минуя центральный вход, будто стремясь сохранить встречу с ним в тайне. Он живет с размахом и помпой, словно король. Мне становится интересно, не собирается ли он создать свой собственный двор, способный посрамить двор его брата, что было бы не удивительно, учитывая, какие большие земельные наделы он рассчитывал прибрать к рукам и каким родством обладал. Почему бы ему не жить, как подобает принцу Англии? Изабелла не отходит от мужа ни на шаг: всегда изысканно одетая и величественная, как королева. Она сопровождает его на приемы и развлечения в Вестминстерском дворце, иногда королева и ее фрейлины приглашают Изабеллу отобедать с ними. Меня же туда не зовут и не позволяют являться без приглашения.

Однажды им велят присутствовать на званом ужине. Изабелла наряжается в зеленое платье, сверкающее как изумруд, зеленую вуаль и дополняет образ золотым поясом, украшенным изумрудами. Я помогаю ей одеться, продевая зеленые шнуры с золотыми кончиками в отверстия на ее рукавах, зная, что мое лицо выглядит вполне угрюмым в отражении ее зеркальца. Все ее фрейлины заняты приготовлениями к визиту в Вестминстерский дворец. Только я одна должна буду оставаться дома, в Эрбере.

Из окна своей спальни я наблюдаю за тем, как они садятся на своих лошадей, в дворике перед центральными воротами. У Изабеллы новая белая лошадь, и сейчас она покрыта зеленой бархатной попоной, и на ее спине такое же зеленое седло. Рядом с ней на коне сидит Джордж с непокрытой головой, и его светлые волосы переливаются, подобно золотой короне на солнечном свету. Он улыбается и машет рукой людям, собравшимся по обе стороны от ворот, чтобы прокричать им здравицу. Их группа похожа на королевскую свиту, и Изабелла среди них выглядит как настоящая королева, которой, как обещал наш отец, она и должна была стать. Я отхожу от узких окошек, чтобы вернуться в опустевшие комнаты. За моей спиной открывается дверь, и входит слуга с поленьями для камина.

– Разжечь для вас огонь, леди Анна?

– Оставьте так, – отвечаю я, не поворачивая головы. Процессия уже выехала из ворот и двинулась по Элбоу-лейн. На отделке одежд Джорджа играют лучи зимнего солнца. Он кивает направо и налево, поднимая руку в ответ на приветствие.

– Но огонь уже почти погас, – вдруг снова подает голос мужчина. – Я подброшу в него дров.

– Просто оставьте все как есть, – нетерпеливо отвечаю я, отворачиваюсь от окна и впервые смотрю на того, кто со мной разговаривал. Мужчина только что снял шляпу и сбросил бумазейный плащ, скрывавший дорогую куртку с роскошной рубахой, брюки для верховой езды и мягкие кожаные сапоги. Передо мной стоит Ричард, с улыбкой наблюдая за удивлением на моем лице.

Даже не задумываясь о том, что делаю, я побежала к нему, к первому дружелюбному лицу, которое я видела с самого Рождества. В одно мгновение я оказалась в его крепких объятиях, и он уже покрывал поцелуями мое лицо, закрытые глаза и улыбающиеся губы. Он целовал меня до тех пор, пока я не почувствовала, что задыхаюсь, и не отступила от него на шаг.

– Ричард! О Ричард!

– Я пришел за тобой.

– За мной?

– Чтобы тебя спасти. Они будут обращаться с тобой все строже, пока не убедятся, что состояние вашей матери прочно попало в их руки, а потом отправят тебя в монастырь.

– Я так и знала! Он говорит, что он мой опекун и что отдаст мою часть наследства, когда я выйду замуж, но я ему не верю!

– Они никогда не позволят тебе выйти замуж. Эдуард передал тебя на попечение Джорджа, но они оставят тебя в заточении на всю твою жизнь. Если ты хочешь это изменить, то тебе придется бежать отсюда.

– Я согласна, – отвечаю я с неожиданной для самой себя решимостью. – Я готова.

Он вдруг замешкался, будто колеблясь.

– Что, прямо вот так?

– Я уже не та маленькая девочка, которой ты меня знал, – говорю я. – Я выросла. Маргарита Анжуйская научила меня не поддаваться сомнениям, особенно когда наступит момент, в котором я должна буду принять важное для себя решение. И я готова к этому решению, как готова следовать ему без колебаний, страха и не оглядываясь на других. Я потеряла отца, а больше никто не волен мною повелевать. И уж точно я не позволю этого делать Изабелле и Джорджу.

– Хорошо, – соглашается он. – Я отвезу тебя в монастырь. Пока это единственное, что мы можем сделать.

– Мне там ничего не грозит? – Я выхожу в свою маленькую спальню, прямо возле приемной залы, и он следует за мной без тени смущения и просто стоит в дверях, пока я открываю свою шкатулку с драгоценностями и достаю оттуда свои украшения.

– Они не посмеют нарушить неприкосновенность святого места в Лондоне. Я отвезу тебя в обитель Святого Мартина ле Гран. Там тебя защитят. – Он забирает сверток с драгоценностями из моих рук. – Что-нибудь еще?

– Мой зимний плащ, – отвечаю я. – И мне нужно надеть сапоги для верховой езды.

Я сажусь на кровать и скидываю туфли. Он встает передо мной на колени и берет в руки мой сапог, раскрыв его голенище, чтобы я могла вдеть в него босую ногу. Я смущена интимностью этого жеста и мешкаю, но его улыбающийся взгляд говорит мне, что он вполне понимает причину моих волнений, но ни в коей мере не собирается обращать на них внимание. Я вытягиваю ногу, и он подставляет сапог, чтобы, когда я ее опущу, натянуть его мне на голень. Он аккуратно разглаживает кожу сапога и поправляет застежки на стопе, голени и чуть выше колена. Когда его рука возвращается к носку сапога, он снова смотрит мне в глаза. Я чувствую тепло его пальцев сквозь мягкую выделанную кожу. Я представляю, как моя кожа плавится от его нежного прикосновения.