Смыли многие передачи, концерты, спектакли и периода 70—80-х годов. С кем из известных наших артистов ни поговоришь на эту тему, у большинства из них выступления на ТВ за те годы или сохранились частично, или не сохранились вовсе. То ли на телевидении не хватало места для хранения старых записей, то ли был дефицит пленки, то ли это была обыкновенная глупость тогдашних теленачальников… Когда стирали, почему — не знаю точно, но факт остается фактом. Навсегда утеряно очень многое из того поистине «золотого фонда» нашей культуры, и теперь уже не дано увидеть ни «Голубых огоньков» раннего периода, ни прекрасных музыкально-поэтических композиций, ни телевизионных постановок, ни записей выдающихся музыкантов, ни прекрасных концертов…

Правда, иногда какие-то фрагменты «Огоньков» мелькают на экране, но это капля в море. Как-то перед Новым годом ТВ показало кое-что из тех, старых «Голубых огоньков». В одном из отрывков я увидела себя: смотрела и улыбалась — какие мы там скромные, в чем-то даже наивные. И прически у нас по теперешним понятиям очень смешные — зато по тогдашней моде. Но, несмотря на то что в некоторых мизансценах ощущается определенная искусственность — ведущим приходилось «втягивать» в разговор гостей студии, которыми обычно были передовики производства, терявшиеся в непривычной обстановке под прицелом телеобъективов; несмотря на то что в оформлении не было никаких излишеств в виде слепящих прожекторов или искусственного дыма, от которого начинаешь кашлять и чихать; несмотря на то что не было у выступавших теперешней раскованности (а чаще всего это обыкновенная развязность), «Голубые огоньки» пользовались всенародной любовью. Невозможно было представить в те годы ни одного большого праздника, чтобы он прошел без этой передачи.

Пели мы там поначалу «вживую», без всяких предварительно записанных фонограмм (это уже потом стали все готовить заранее, «вылизывать»), и в таком исполнении было больше теплоты, больше искренности, естественности — вот какой ты есть, таким тебя и видят.

Сейчас на ТВ попытались создать нечто похожее на те, прежние «Голубые огоньки», но что-то не очень получается. И не получится — дважды не бывает хорошо… Время, люди — все уже не то. Время теперь хоть и считается открытым, но почему-то нет доверительности, искренности — их заменила порой излишняя, напоказ, откровенность, «раздевание» перед камерой. ТВ стало уже не творчеством, а обычным производством — все отлажено, все выверено, все идет без срывов, без «накладок». И не то… Нет того, что трогает душу. Да, для глаз — зрелищно, для слуха — громко, очень громко… А что же для сердца?..

Тогдашнему телевидению я обязана своим опытом работы в жюри. Правда, количеством проведенных конкурсов похвастаться не могу, зато стаж свой в этом деле исчисляю со времен того, прежнего КВН. Это была замечательная пора. И тот КВН, пока его не прикрыли, был КВН! А ребята какие были! Алик Аксельрод, Юлик Гусман, капитан команды московских медиков Мотя Левинтон… Ну и, конечно, очень молодые тогда ведущие Саша и Света, Саша Масляков и Света Жильцова…

Сказать, что мне нравилось участвовать в передаче, — мало. В те годы КВН проводили в Телевизионном театре, который размещался в большом здании в районе станции метро «Электрозаводская», на площади Журавлева. Мы, члены жюри, сидели в ложе, сбоку над сценой. Какой из меня был судья — не знаю, потому что я постоянно заливалась смехом: ребята на сцене скажут какую-нибудь очередную шутку — я начинаю хохотать. Впрочем, смеялись в жюри все. Да и как было удержаться? Команды-то какие тогда были! И вообще, тогда в этой игре было больше непосредственности, неподдельного молодого азарта — никаких «домашних заготовок», никакого «запаха» коммерции. Понимаю, что сейчас без этого не выжить, что и ориентиры у молодежи теперь другие, но все же… Ведь неспроста же о том, «первом», прежнем КВН до сих пор вспоминают с ностальгией те, кому посчастливилось в нем участвовать, его видеть… И не только потому, что «как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя».

Много позже мне приходилось работать в жюри нескольких конкурсов, имевших уже непосредственное отношение к моей профессии. Проводились они и в Москве, и в других городах. На этих творческих соревнованиях артистов оперетты мне часто было не по себе, потому что кое-кто из членов жюри «тянул» своих, занижая оценки другим участникам. Почему-то в этом усердствовали представители провинциальных (и очень хороших) театров — они считали, что в столице их всегда все обижают. Смотреть на это явное интриганство мне было неприятно, и я решила больше не соглашаться на такого рода мероприятия. Когда ко мне в очередной раз обратились с предложением не просто поработать в жюри, а даже возглавить его, я отказалась.

Но зато когда в 1997 году мне позвонили от имени Ирины Константиновны Архиповой и попросили принять участие в работе жюри телевизионного певческого конкурса «Большой приз Москвы», приуроченного к 850-летию моего родного города, я не могла отказаться. Да и как было не согласиться, если в жюри были приглашены такие выдающиеся музыканты, певцы, как Иван Петров, Людмила Зыкина, Евгений Дога, Марк Минков… Сама Ирина Константиновна, по чьей инициативе был организован этот конкурс, возглавила объединенное жюри, поскольку соревнования проходили по нескольким номинациям — оперный раздел, камерное пение…

Работалось мне там хорошо. Благожелательная атмосфера, красиво оформленный полукруглый зал театра «Геликон-оперы», прекрасные молодые певцы, чьи выступления потом, в телеверсии, монтировались с их интервью, которые они давали за кулисами. Надо отметить, что участники этого творческого соревнования из разных городов России были отобраны на редкость удачно — все внешне очень привлекательные (конкурс ведь был телевизионный), с замечательными голосами, артистичные… Их имена потом зазвучали в теле- и радиоэфире, подтвердив, что конкурс Ирины Архиповой «Большой приз Москвы» сыграл в их творческой судьбе заметную роль.

Надо сказать, что великая наша певица делает святое дело, используя свое всемирно известное имя для «проталкивания» молодых вокалистов. Она дает его различным культурным мероприятиям, чтобы привлечь к ним внимание (да и средства), чтобы молодые талантливые исполнители могли там выступить. А ведь без такой поддержки им сейчас очень трудно пробиться на концертную эстраду, на оперную сцену, на телевидение. Ирина Константиновна помогла очень многим певцам встать на ноги. И отрадно видеть, что они стали украшением наших оперных театров, других музыкальных коллективов.

Принято говорить, что мастер продолжается в своих учениках. Пришло время, когда и мне напомнили об этом — уговорили поработать с молодежью, передать ей то, чему меня научили когда-то мои учителя, чему научилась сама за годы работы в театре. И я пришла преподавать в родной мне ГИТИС (теперь это РАТИ), который в свое время окончила, на тот же факультет — артистов музыкального театра. У меня был курс из двадцати трех студентов, которых я должна была выпустить через пять лет.

Занималась я с этими ребятами актерским мастерством, а ученицами по вокалу взяла двух своих студенток. Работать с молодежью было интересно, но вскоре я поняла, что педагогика — это не моя стезя, это не по моим склонностям. Несмотря на большой опыт работы на сцене, на встречи с самыми разными режиссерами и в театре, и на телевидении, и в кино, я не вижу в себе способностей постановщика. Хотя как актриса на репетициях я понимаю все и могу исполнить так, как нужно по замыслу режиссера. Но этого оказалось недостаточно, когда я стала работать самостоятельно: я могла подсказать своим студентам, как надо сделать тот или иной отрывок, проиграть сама какой-то сценический этюд, но режиссером себя не ощущала. И я уговорила нашего педагога, уважаемого и любимого мною Матвея Абрамовича Ошеровского, который в свое время много лет проработал в Одесском театре музыкальной комедии, взять моих студентов и довести до выпуска. Я передала их в надежные руки опытного режиссера и была спокойна за ребят.