— Нет. Мы больше уже не работаем. Сегодня все пойдет по-новому, но я еще ничего не читал. Что же бомбили?…

Первая встреча американских и русских частей состоялась. Все, что осталось от великой Германии, было расколото на две части.

— Заводы Шкода!

— Что? В Пльзене?

— Бывшие, мой друг, бывшие! Со вчерашнего дня они принадлежат истории.

— Да, но… как это возможно? В течение пяти лет там производили военные материалы и ничего не случилось. А теперь за пять минут до конца, когда и так из Пльзена не выходит ни одного винта и война вот-вот кончится, зачем бомбить заводы Шкода?

Маленький поляк в новенькой форме лейтенанта начал меня успокаивать:

— Что ты так волнуешься? Ведь ты же не акционер этого завода? Так что какое тебе до этого дело!

Конечно, я не был акционером комбината Шкода, но то, что до войны эти заводы практически входили в концерн «Шнейдер-Крезо», знал каждый школьник. Все это казалось мне очень странным…

Мы пожали руки и договорились, как некогда бравый солдат Швейк, встретиться в шесть часов после войны в маленьком баре на Восьмой авеню в Нью-Йорке.

Взволнованный разговором с Клипом, я вошел в здание радиостанции. На моем письменном столе лежали последние сообщения. Клип сказал правду: заводы Шкода были уничтожены.

У меня появился вкус к моей новой работе. Я получал сводки с фронта и переводил их на немецкий. Но совсем другое дело были комментарии!

— Что я должен передавать? — спросил я своего временного начальника, молодого майора Годфрея.

— Что вы считаете правильным. Если цензору не понравится, он об этом скажет.

Это было что-то новое. Никаких конференций, никаких дискуссий, нет даже человека, который давал бы мне руководящие указания. Все приходилось делать самому.

Я просмотрел материалы. Мое внимание привлек репортаж одного английского журналиста о вчерашней встрече на Эльбе. Возможно, вот это все и драматизировать? Вот так, например:

«Диктор. Немецкий народ все еще пытаются убедить в том, что между союзниками можно вбить клин. Как далеки они от истины (рассказывает сообщение из Торгау на Эльбе, полученное от английского корреспондента).

Женский голос. Лейтенант Вильям Б. Робертсон на своем автомобиле в сопровождении капрала и двух солдат вышел к Эльбе. Вот как описывает встречу с первыми русскими капрал Макдональд…

Мужской голос. Часа в три мы пережили несколько тяжелых минут. Мы хотели попасть в Торгау, а попали под сильный огонь. Это был огонь русских, а они-то уж умеют стрелять! Мы подняли американский флаг.

Женский голос. И русские прекратили огонь?

Мужской голос. Они же не дети. Один военнопленный, который знал по-русски, начал им кричать. Русские прекратили огонь. К нам подошел русский лейтенант. Я спросил его: „Русский?“ Он спросил: „Американо?“ И мы бросились обниматься. Это было замечательно! Сначала мы обменялись своим недельным пайком. У нас были сигареты, у русских — шоколад…»

Дальше все шло гладко. Оставалось только перевести статью. Здесь было все: и атмосфера конца войны, и перспектива мира.

«Женский голос. Не раз я была свидетельницей подобных радостных встреч русских и американских солдат в Париже. Русские в своей защитной форме танцевали, пели, обнимали каждого американца. Все оживленно разговаривали друг с другом. Американцы не понимали ни слова по-русски, русские — по-английски, но это не мешало».

Я понес рукопись к цензору и стал ждать. В половине пятого позвонили из студии. Я объяснил, что еще не получил материал от цензора.

— Глупости! Ты же знаешь, что ему не нравится! Бегом! Через восемь минут будь на месте!..

Я ничего не понимал. Смысл этого дьявольского трюка стал ясен мне на следующий день.

Около полудня ко мне приехал курьер из Бад Наугейма и привез пластинку от Шонесси. Майор приказал передать ее вечером в эфир.

Это будет сенсация!

На пластинке был записан комментарий о сложившейся обстановке, написанный и прочитанный генерал-лейтенантом Куртом Дитмаром.

О судьбе самого генерала я немного слышал от Падовера, который его допрашивал.

Три дня назад генерал приказал перевезти себя через Эльбу. Он хотел руководить эвакуацией мирного населения к американцам.

Слова генерала для германского Генерального штаба были своеобразным алиби. Он говорил о том, что теперь все потеряно, война идет к концу, вермахт на этот раз (он так и сказал: «на этот раз») разбит, но разбит только потому, что Гитлер не послушался своих генералов. Майор Годфрей понимал мое состояние: мне казалось абсурдом, что американская радиостанция передает речь немецкого генерала, который защищает в ней германский Генеральный штаб. Однако приказ есть приказ!

Я немедленно послал телеграмму в Бад Наугейм: «Голос генерала Дитмара звучит как-то странно. Прошу разъяснений. Градец для майора Шонесси».

Шонесси не был лишен чувства юмора. Ответил он немедленно: «У генерал-лейтенанта Курта Дитмара вставная челюсть».

Но разве можно было допустить, что генерал фюрера не умеет правильно говорить? И что это вообще за голос? Ведь я не раз слушал генерала. Один военнопленный подтвердил мои сомнения: Дитмар никогда не читал своих комментариев сам. Голос, к которому немецкий народ привык за несколько лет, принадлежал капитану Бекеру из штаба генерала. Я послал новую телеграмму в Бад Наугейм: «Прошу сообщить местонахождение капитана Бекера. Только голос Бекера будет признан немцами за голос генерала Дитмара. Иначе немецкие радиослушатели примут комментарии за фальшивку».

Ответ Шонесси был коротким и выразительным: «Пошли вы к черту».

Значит, сегодня вечером не будет никакого Дитмара. Майор Годфрей подмигнул мне, спрашивая, есть ли что-нибудь взамен этого материала.

Материал у меня был. Мы сделали небольшую передачу об американском певце Поле Робсоне. В заключение Робсон исполнил несколько песенок на немецком языке, в том числе «Болотные солдаты».

В тот вечер Тони заявил, что не узнает меня. Сегодня, по его словам, я был просто скотиной…

На днях произошло нечто странное. На короткое время из Германии приехал Дитер Хейн. Он переводил на допросе показания одного полковника из Пятнадцатой мотопехотной дивизии. Полковник утверждал, что начиная с середины апреля командование немецких войск имело у себя напечатанный план будущих зон оккупации Германии союзниками. Тони утверждал, что этот план попал в руки к немцам не без умысла. По его словам, немцам дали понять, что в западных районах они могут считать себя в безопасности.

Трудно сказать, насколько все это соответствовало действительности, однако вопрос о сдаче в плен окруженных немецких дивизий уже стоял на повестке дня.