– Днем и ночью.

– А у этого масла есть, так сказать, срок годности? Не может ли оно со временем утратить свои свойства?

– Не знаю.

– Кто его обычно покупает? У этого продавца есть постоянные клиенты?

– Он не только маслом торгует, месье Деламар. Но другие товары у него обычные – целебные травы, кулинарные пряности, все в таком роде. Их покупают все подряд. А этим необычным маслом пользуются в основном шаманы, насколько я понимаю. Впрочем, есть одно научное заведение в Ташбулаке, а это… – он снова надел очки и вгляделся в карту, – …это, как и пустыня, осталось за краем карты. Несколько раз он продавал масло тамошним ученым. Они очень хотели его получить и платили исправно, хотя и не так много, как медицинские компании. Впрочем… я сказал «есть» – это не совсем точно. Такое заведение было – до недавнего времени.

Деламар подался вперед, но не слишком резко.

– Было? – повторил он. – Продолжайте.

– Это сообщил мне тот же продавец. Он сказал, что в последний его визит на эту станцию все там были страшно перепуганы: исследования потребовали прекратить, пригрозив уничтожением. Они как раз собирали вещи, готовились к отъезду. Но уже на обратном пути из Акчи до меня дошел слух, что станцию все-таки разгромили. Все, кто не успел уехать, – и ученые, и местные работники, – погибли или пропали без вести.

– Когда вы об этом услышали?

– Не так давно. Но следует иметь в виду, что по дорогам новости расходятся быстро.

– И кто же уничтожил эту станцию?

– Какие-то люди с гор. Это все, что мне известно.

– Каких именно гор?

– Горы там с трех сторон – на севере, западе и юге. А на востоке – только пустыня, ужасней которой нет на свете. Горные перевалы безопасны – или, по крайней мере, так было раньше. Там довольно оживленное движение. Но, может быть, ситуация изменилась. Вообще-то горы всегда опасны. Мало ли какие люди там живут? В горах полно чудовищ и духов, так что люди, которые обитают с ними по соседству, наверняка свирепы и жестоки. И потом эти птицы, огаб-горги… О них такое рассказывают, что просто волосы дыбом.

– Меня интересуют люди. Что они говорят? Хорошо ли они организованы? Есть ли у них вожак? Откуда известно, что именно они уничтожили станцию в Ташбулаке?

– Насколько я понял, они считают, что тамошние ученые осквернили святыню.

– И что же у них за религия? Что именно они считают осквернением?

Путешественник лишь покачал головой и развел руками.

Деламар медленно кивнул и постучал карандашом по стопке грязных, свернутых вчетверо бумажек.

– Это все чеки и счета? – уточнил он.

– Они самые. И, разумеется, счет за само масло. Я был бы очень признателен…

– Вам заплатят завтра. Вы остановились в отеле «Рембрандт», как я рекомендовал?

– Да.

– Там и оставайтесь. Скоро курьер доставит вам деньги. Со своей стороны хочу напомнить вам о договоре, который мы подписали до вашего отъезда.

– А-а, договор…

– Вот именно, договор. Если я узнаю, что вы распространяетесь об этом деле, я обращусь к пункту о конфиденциальности и затаскаю вас по судам. Вы потеряете куда больше, чем получите.

– Я помню этот пункт.

– Тогда у меня все. Хорошего дня.

Посетитель поклонился и ушел. Деламар убрал бутылочку с маслом в ящик стола, запер на ключ и задумался. Новости и сами по себе представляли интерес, но вдобавок было у этого человека что-то такое во взгляде… то ли удивление, то ли сомнение, не разобрать. Об людях с гор Деламар уже был наслышан и расспрашивал лишь для того, чтобы понять, сколько известно другим.

Впрочем, неважно. Он черкнул записку ректору Колледжа теофизических исследований и снова углубился в проект, который занимал большую часть его времени, – грядущий конгресс Магистериума. Впервые за всю историю представители всех его организаций соберутся вместе. Главный повод – розовое масло и судьба станции в Ташбулаке, хотя лишь очень немногие делегаты будут об этом знать.

* * *

Все утро и большую часть дня Малкольму пришлось потратить на дела колледжа, но под вечер он наконец отправился в Годстоу. Ему не терпелось рассказать Лире о собрании в Ботаническом саду и обо всем, что он узнал, – и не просто для того, чтобы предостеречь ее: он хотел увидеть выражение ее лица, когда она поймет все последствия. Все эмоции необыкновенно живо отражались на ее лице, и Малкольму казалось, что он не встречал еще человека, настроенного на один лад с мирозданием настолько точно, как она. Он и сам не вполне понимал, что это значит, и ни за что никому не стал бы об этом говорить, а ей – особенно. Но наблюдать за этим ему очень нравилось – оторваться было невозможно.

К ночи похолодало, и Малкольм стал опасаться, не пойдет ли снег. Когда он добрался до «Форели» и прошел в кухню, сразу повеяло знакомым теплом и вкусными запахами. Мать раскатывала тесто. Услышав его шаги, она подняла голову – и Малкольм сразу насторожился: лицо ее было напряженным, во взгляде застыла тревога.

– Ты виделся с ней? – спросила она, даже не поздоровавшись.

– С Лирой? В каком смысле?

Миссис Полстед кивком указала на оставленную Лирой записку – та все еще лежала в центре стола. Малкольм схватил ее и быстро пробежал глазами, а затем перечитал еще раз, медленно.

– И это все? – спросил он.

– Часть вещей она оставила наверху. Похоже, забрала столько, сколько могла унести. И, должно быть, ушла очень рано, когда все еще спали.

– А вчера она ничего такого не говорила?

– Мы думали, она просто чем-то озабочена. Или несчастна, как утверждает твой отец. Она старалась бодриться, хотя по большей части отмалчивалась. И спать легла рано.

– Так когда же она ушла?

– Еще до того, как мы встали. Записка тут и лежала, на столе. Я подумала, может, она отправилась к тебе в Дарем… или, может, к Элис…

Малкольм взбежал по лестнице в комнату, где ночевала Лира. Ее книги – по крайней мере, некоторые – остались на столике. Постель была заправлена. В одном из ящиков шкафа обнаружилась кое-какая одежда. И все.

Малкольм выругался.

– А вот интересно… – протянула Аста, наблюдавшая за ним с подоконника.

– Что?

– Интересно, они с Пантелеймоном ушли вместе? Или, может, она подумала, что он ушел, и пошла его искать? Мы же знаем, что они не… что они не очень-то ладили друг с другом.

– Но куда он мог уйти?

– Да просто пошел куда-то сам. Мы же знаем, что он так делает. Именно так мы и поняли, что они могут разделяться, – когда я увидела, как он гуляет сам по себе.

– Но…

Малкольм был в смятении, и ужасно зол, и расстроен куда сильнее, чем случалось за многие годы.