– Да, – согласилась Валентина, – что же дальше?..

– Я продолжаю, – сказал доктор. – Признаюсь, что поведение Жюва меня очень заинтриговало и, даже осмелюсь заметить, произвело прискорбное впечатление, когда он проявил такое чрезвычайное удивление при известии о смерти несчастного, которого он привел ко мне в больницу несколько дней тому назад.

Валентина слегка побледнела:

– Вы говорите об этом человеке, который беспрестанно звал: Жап! Жап!

Доктор встал. Он посмотрел на Валентину странным взглядом.

– Именно так, да! – произнес он. – Я хочу сказать о нем.

Затем после некоторого молчания он продолжал слегка дрожавшим от волнения голосом.

– Поберегите себя, Валентина, мне кажется, что вы также находитесь на грани того, чтобы поддаться этим галлюцинациям… Мне известно, что есть коллективные галлюцинации, и они являются особенно опасными, так как основаны, для большей убедительности, на вере других… Я боюсь, Валентина, что открыл новое проявление этой неопределенной и ужасной болезни, которая поджидает в темноте, чтобы напасть на человека, и принимает самые разнообразные формы… Говоря откровенно, я боюсь, что неврастения, вид тихого помешательства, может породить некое патологическое состояние, которое можно обозначить под родовым именем «болезнь Жапа».

– Вы полагаете, – прошептала Валентина с иронией, несмотря на крайнюю бледность, – вы полагаете, что Жап не существует?..

Доктор пожал плечами.

– Жап? – спросил он. – Кто это? Мужчина?.. Женщина?.. Собрание индивидуумов?.. Теория?.. Идея?.. Призрак?.. Вы ничего об этом не знаете, а я тем более!.. Никто не смог бы этого сказать!.. Однако я замечаю, и это меня беспокоит больше всего, что в самых различных слоях общества наиболее противостоящие друг другу люди, наиболее оппозиционные по интеллекту по образу жизни произносят при самых различных обстоятельствах это слово, это имя… Несчастное существо в больнице говорило «Жап», инспектор Жюв произносит имя «Жап»…

Внезапно Юбер понизил голос и затем добавил:

– Даже вы, Валентина, верите в «Жапа»…

Молодая женщина вздрогнула, стала мертвенно-бледной и, сжав руки, спросила:

– А вы, Юбер, вы в это не верите?

– Нет, – твердо произнес доктор, – но увы! Я верю в галлюцинации, психоз, я верю в болезнь Жапа!..

С этого момента доктор начал ходить взад и вперед по комнате, охваченный сильным волнением. В течение нескольких дней он испытывал непреодолимое желание сформулировать мысль, которая терзала его рассудок. Он ощущал потребность высказаться, развить тезис, который выдвинул, в особенности перед Валентиной, которую он хотел прозондировать, расспросить, узнать самые интимные мысли на эту тему…

Этот влюбленный, несмотря на то, что в любви был слепым, а в физиологии – ясновидящим, не мог не признать, что расстройства, проявлявшиеся у Валентины, – ее внезапная бледность, неожиданные эмоции – должны иметь причину, которую этот материалист, как все медики, связывал с четко определенными событиями и явлениями.

Между тем Валентина не отвечала, но ироничная улыбка, блуждавшая на ее губах, хорошо выражала ее мнение, поэтому доктор начал расспрашивать снова.

– Вы не верите тому, что я говорю, – заметил он с горечью, – и вы полагаете, что этот человек, который говорит вам о безумии, возможно, более безумен, чем другие?

Улыбка застыла на лице Валентины, казалось, она сделала усилие над собой, чтобы оставаться спокойной. Изящным жестом она указала Юберу на место рядом на диване, на котором она сидела, а затем, когда доктор удобно устроился, она взяла его за руку и начала:

– Я недостаточно сведущая, дорогой друг, чтобы обсуждать или разбивать ваши теории. Но я знаю одно, и здесь мое женское сердце, мои предчувствия меня не обманывают, что в этом явлении Жапа, как вы говорите, есть что-то таинственное, но также что-то определенное и ясное, что вы, кажется, полностью отбрасываете… Жап, пусть это будет человеческое существо или нечто сверхъестественное, проявляет себя категорично и неоднократно, а что касается меня…

Валентина внезапно умолкла. Она боялась, что на немой вопрос доктора, она уже слишком много сказала. Действительно, если Валентина поставила в известность Мориса Юбера относительно необычайного исчезновения ее кулона, то она ничего ему не сообщила ни о свидании на улице Жирардон, ни о странных речах, которые держал таинственный и невидимый незнакомец, ее собеседник, который себя открыто объявил как влюбленный и самый восторженный поклонник.

Тем не менее, Валентина уточнила, поясняя доктору:

– Я хочу вам изложить не идеи, но факты: например, мой кулон, вначале исчезнувший, а потом вновь появившийся… Впрочем, есть еще кое-что…

Она замолчала, доктор настаивал:

– Прошу вас… говорите…

– Хорошо, – сказала молодая женщина, которая преодолела свои колебания. – Еще цветы… Вы слышали, Юбер, о черных цветах?..

В свою очередь доктор вздрогнул.

Затем внезапно медик уступил место влюбленному.

– Валентина! Валентина! – прошептал он. – Прошу, будьте откровенны и искренни со мной, прошло восемь дней, как я совершил отвратительную выходку относительно вас… ваше великодушие не позволяет вам вспоминать об этом, а я проявил трусость и не извинился перед вами… Но надо, чтобы я вернулся к прошлому, это необходимо… Забудем «Жапа» и «болезнь Жапа» и будем думать только о нас… И отныне, вы понимаете, Валентина, с вами говорит лишь пылкий влюбленный, несчастный, который страдает, ревнует… Валентина, что означает эта история с цветами? Что за человек их вам посылает? Кому вы обязаны этой честью, если только эти цветы действительно существуют…

– Что вы сказали? – прервала его Валентина высокомерным тоном.

Морис Юбер был слишком взволнован, чтобы отказаться от сказанного.

– Я говорю, – уточнил он, – что могу ревновать лишь в том случае, если эти цветы, о которых вы мне говорите, действительно существуют…

Валентина ответила резким и язвительным смехом.

– Мой дорогой, – сказала она, – вы, разумеется, врач с блестящим будущим, но зато как влюбленный вы не очень проницательны… В конце концов, сомневайтесь, если хотите, мне нечего больше вам рассказать об этом…

Во власти необыкновенного волнения доктор Юбер встал на колени перед молодой женщиной.

– Простите меня, – умолял он, сжимая свой лоб рукой, как будто хотел унять биение в висках, – простите меня, но я до предела взволнован и обеспокоен… Вы мне неоднократно говорили об этих таинственных цветах, и мое сердце влюбленного при мысли, что не я, а кто-то другой вам их посылает, испытывало ужасное мучение. Мне рассказали, что подобные цветы находились в петлице несчастного, умершего позавчера в больнице… Вы только что сказали об этих черных розах, которые получили на днях?