Я услышал, что меня кто-то окликнул по имени:

— …Антон, Антон! Ты что, оглох, что ли?

Поворачиваюсь. Ба, да это же Казачина! «Главвсехнахренподрывтрест» собственной персоной.

— Да, Ваня. Что случилось?

— Отойдем на минутку, разговор есть.

— Секунду… Так, всем отдыхать пять минут. Советую лечь на спину, а ноги разместить так, чтобы они выше головы были. И не курить!

Отойдя на пяток метров, мы уселись на теплую землю.

— Ну, с чем пожаловал?

— Тох, ты только не обижайся, но я вчера схитрил.

— ?

— Ну, когда фугас испытывали.

— И в чем же хитрость была?

— Я пороха не досыпал. Точнее, оставил только треть от нормального заряда.

— А почему?

— Гильзу на полном в пыль разнесет, и на трети заряда видел, как ее разворотило.

— Так на что мне обижаться-то? Ты же для дела. Кстати, а если заряд прикапывать, как, эффективнее будет?

— Да. Точно эффективнее.

Я почесал затылок, а потом выдал на-гора еще одну «гениальную» идею:

— Вань, а я придумал, как нам электровоспламенители сэкономить. Только ты не отвергай ее сразу. Обдумай, ладно?

— Ну, давай, высказывай!

Я подобрал щепочку и начал чертить:

— Вот, смотри… Берем несколько наших зарядов и заклиниваем их в бревне… Или зажимаем между двумя бревнами. Это поможет от преждевременного разрыва?

— Может и помочь. Смотря чем зажимать будем…

— Веревочной скруткой. Или проволокой. Дальше слушай. Вот здесь крепим электровоспламенитель, а от него делаем дорожки из смеси смолы и пороха. Его у нас, как я понимаю, теперь — хоть на зиму заготавливай?

— Интересная идея. Пойду проверю. Может и сработать.

— А ты вообще зачем подходил?

— Так, извиниться хотел.

Я уставился на Казачину:

— Извиниться? Ну ты, брат, даешь! Но спасибо! Мне приятно.

— Да не за что… Тош, я еще тебя попросить хотел…

— Ну?

— Ты меня отдельно не поучишь? — Я вспомнил, что еще там, в нашем времени Ваня собирался прийти, поучиться, но все как-то у него не складывалось.

— Вань, о чем разговор? Конечно, поучу.

— А то знаешь, хочется соответствовать высокому званию советского «сверхдиверсанта»… — И Ванька лукаво улыбнулся.

Я дружески ткнул его кулаком в плечо:

— Заметано. Через неделю будешь кирпичную стену с одного удара разваливать. Головой. Причем независимо от твоего согласия.

Отсмеявшись, мы разошлись по своим делам: я — к своим «баранам», а Казачина пошел экспериментировать со смолой и порохом.

* * *

Погоняв «курсантов» еще с полчасика, я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.

Идя по полю, я обратил внимание, что неприятный запах, в самом начале чуть не вырубивший нас, стал менее заметным, хотя, может, мы просто привыкли к нему. А может, то, что мы похоронили погибших, позволило лесному ветерку немного «проветрить» поляну? Размышления о запахах натолкнули меня на мысль, что неплохо бы устроить банно-прачечный день, а то вот уже четверо суток — это с учетом поездки в Минск на поезде и подготовки к игре, — без душа и ванны! И тут я вспомнил то важное, что забыл утром…

«Гиммлер! Твою мать! Через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и минское гетто!» — Я читал об этом в какой-то книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск.

Как ужаленный я рванул к командиру.

— Как позанимались? Не сильно бойца помял?

— Саш, не время. Это позже… Я что вспомнил-то! Четырнадцатого, а может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер!

Саня даже рот раскрыл от неожиданности.

— Бродяга, ко мне! — закрыв рот, рявкнул он. Все-таки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать!

Шура-Два нарисовался буквально через пару минут.

— Так, — взял быка за рога Фермер, — ты представляешь, что этот разгильдяй начитанный только что вспомнил?

— Нет, откуда?

— В Минск. Приедет. Гиммлер! — раздельно произнес командир.

— Еп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря!

И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:

— Когда? На сколько?

— То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… — неуверенно ответил я. — Он там какую-то айнзацкомманду инспектировать должен…

— Месяц на подготовку. Нормально.

Фермер задумчиво поскреб заросший подбородок, а потом произнес:

— Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом делаем крюк и идем на Минск.

— А зачем диверсии-то на шоссе устраивать? — не понял я.

— А мы возможных «кураторов» отвлечем, — пояснил Бродяга.

— Да какие, на фиг, «кураторы»?! Кто о нас знает? Кому мы тут нужны?

— Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты еще те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы — «чокнутая бабуся».[42]Но будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.

Появившаяся перед нами цель и пугала, и манила одновременно. С одной стороны, Генрих Гиммлер однозначно заслуживал смерти, ведь концлагеря уже работали, а наших советских людей расстреливали на обочинах дорог. К тому же гибель третьего, а то и второго человека в реальной иерархии рейха могла заставить припадочного фюрера заметаться и наделать кучу ошибок, вроде отзыва частей с фронта для чистки тылов.

С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство, с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей» разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.

Хотя, побоку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей из концентрационных в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.