— Пойдемте, товарищ майор.

— Ты инструменты из грузовика прихвати, вдруг пригодятся.

* * *

Пока Бухгалтер ходил за пивом… то есть за подмогой, я начал потихоньку разгружать танк: выкладывал снаряды на землю через эвакуационный люк, а затем откатывал их в сторону. Ворочать восьмикилограммовые унитары, свесившись вниз головой, было занятием несколько утомительным, поэтому за пятнадцать минут я выгрузил только четыре снаряда. Правы были классики, говоря о том, что специализация — ключ к эффективности производства! Так что я решил немного передохнуть, а заодно и понаблюдать за местностью.

«Интересно, почему же этот танк целехонький стоит и даже со снарядами? — думал я, разглядывая поле сквозь мутноватое стекло командирского перископа. — Пробоин нет. Все люки, кроме днищевого, закрыты. Снаряды не истрачены. Прям какой-то „Летучий голландец“ белорусских полей!»

Поскольку ничего существенного в мое поле зрения пока не попало, я решил доложить командованию об успехе поисковой экспедиции. К некоторому моему удивлению, на вызов ответил не Фермер, а Казачина:

— Казачина в канале. Что хотел, Арт?

— Фермера дай!

— Обожди минутку, его еще из-под машины достать надо.

— Откуда? Вы чем там занимаетесь? — заволновался я.

— Все в порядке. Он от скуки решил «эмку» отремонтировать.

— Ладно, понял. Тогда не тревожь его. Передай только, что эклеры с начинкой мы нашли. Сорок шесть. Как понял?

— Понял тебя хорошо. Эклеры с начинкой. Сорок шесть. Дальше?

— Мы от вас на «Один-Ка» в направлении на «два часа». Нужна помощь в разгрузке. Как понял?

— Понял хорошо. Да не переживай, я записываю.

— Ну и славно. Отбой.

После разговора я выгрузил еще два снаряда и снова занялся наблюдениями. Взглянув в правый боковой перископ, я заметил группу людей, пригнувшись, идущих к танку на расстоянии каких-нибудь пяти десятков метров.

«Ну что за беспечность! Так и на танке кто-нибудь подъедет, а я, замечтавшись, и не замечу. Хотя обзорность в „тридцатьчетверке“ и вправду не ахти, книжки не врали», — подумал я и на всякий пожарный взвел «ППД».

Но при ближайшем рассмотрении подходившие оказались нашими бойцами, так что можно было расслабиться. Открыв верхний люк, я окликнул ребят:

— Эй, славяне! Что это мы идем, а не ползем?

Бойцы залегли, а потом послышался ответ Бухгалтера:

— Из-за гребня холма нас с шоссе не видно. Я когда назад полз — проверил. Виден кусок у кромки леса и вершина холма. А так — быстрее.

— Понятненько. Давайте сюда. Двое — под танк, двое — внутрь. А мы с тобой пошли к вершине сползаем — за окрестностями понаблюдаем. Потом поменяемся. Нам, главное, снаряды из танка вытащить.

— Товарищ старший, то есть Арт, а как мы их тащить будем? В руках неудобно, только по два нести можно.

— А вон, на корме, чехол брезентовый. Раскатаем, десяток снарядов уложим и оттащим к кустам. Ты, главное, взрыватели из них выверни.

— Здравая идея. Так, может, я с бойцами останусь и буду сразу взрыватели вытаскивать?

— Хорошо. Как первый десяток готов будет — свистни.

С первым десятком снарядов, учитывая уже вытащенные мной шесть, мужики управились буквально за пять минут — я только-только успел добраться до «бэтэшки», подбитой на вершине холма. Трошин тихонько свистнул, но я знаками показал, чтобы они продолжили разгрузку.

Внезапно из-за гребня холма донеслись голоса, и я залег за подбитым танком. Повернувшись к «тридцатьчетверке», я замахал рукой, показывая Трошину, что нужно спрятаться. Слава и еще один боец исчезли за корпусом танка.

«Странные какие-то голоса — писклявые…» — подумал я, прислушавшись.

— …дядько Пилип сказав, шо тот не помацаный, а етот, вишь, как разнесло… — сумел я разобрать слова.

По какому-то наитию я полез в нарукавный карман, куда положил «шпалы», снятые с тела подполковника-артиллериста. Достав две, я складным ножом торопливо проколол дырки в лацканах своей камуфляжной куртки и вставил «шпалы». Осторожно выглянув из-за танка, я увидел двух пацанов, бредущих по полю. Один из них, тот, что постарше (на вид ему было лет десять), поучал второго — явного дошколенка:

— Дядько Пилип шо казав? У рэчки! А мы яшцэ не дайшли.

— Сашка, я стамиуся! — канючил второй. — Пачакай, одпачнем!

Подумав немного, я тихонько свистнул, привлекая внимание. Ребятишки остановились и стали оглядываться по сторонам.

— Эй, пацаны, давайте сюда! — позвал я их и помахал рукой.

— Ой, Сашка, хто ета? — Младший дернул за рукав старшего.

— Не бойтесь, я свой, советский. — Я постарался успокоить малышей.

— Кали советский, тады бумагу пакажь! — грозно сказал Сашка, загораживая собой мелкого.

Я большим пальцем показал на свои знаки различия.

— Ух ты! — сказал старший и тут же спросил: — А вы ад немца хаваетесь?

После чего приблизился ко мне шагов на пять.

— Не то чтобы прячемся, но опасаемся. Как у вас, немцы в деревне есть? — и я рукой показал на видневшуюся километрах в полутора деревушку.

— Не, у нас няма. В Косачах есть трошки, а у нас — тольки старасту уцтвярдзили.

— А как ваша веска (припомнил я характерное слово) называется? И что за староста у вас?

— Та Воуковщына называется. А дядька Пилип — ен добрый. Ен раней милицыянерам працавау, а зараз — старостой, — ответил Сашка.

— Дядька командир, а вы тут трапку бальшую не бачили? — вступил в разговор младший. — А то нас дядька послал ее прынести, а мы ходим, ходим…

— Цыть, ты, казяука, не бачишь, я с товарищем командиром размауляю!

— Так, ребята, давайте сюда. Посидим, поговорим… — И я приглашающе махнул рукой.

Пока ребята поднимались к «моему» танку, я успел помахать Бухгалтеру и показать ему, чтобы он подошел ко мне.

Когда ребята сели рядом со мной, я нашарил в кармане штанов пакетик с продуктовым НЗ и, открыв его, не вынимая из кармана, набрал полную горсть «вкусняшки». Надо сказать, что я предпочитаю в качестве «экстренной подпитки» таскать смесь сухофруктов и орехов. Протянув руку с лакомством детям, я предложил:

— Угощайтесь.

Ребята подумали пару мгновений, а затем сложили ладошки «горсточкой», и я щедро отсыпал каждому орехово-фруктовой смеси. Младший сначала задумчиво разглядывал незнакомую субстанцию в руках, а потом высыпал все в подол рубахи и, выбрав из кучки кусок сушеного ананаса, отправил его в рот. На лице его появилась умильная улыбка, и он торопливо запихнул в рот примерно полгорсти невиданного угощения.

— Шашка, вку… шно вельми, — не переставая жевать, сказал он.