— Так у нас пара «Алинок»[43]запасных есть. Ну а схему мы с Ваней сделаем, будь уверен.

— Значит, дело за зарядами в основном?

— Да. «Шрапнельки» сегодня-завтра опробуем, тогда и будет ясно, подойдут они или нет, — ответил Бродяга. — Но взрывчатка нормальная нам все равно нужна.

— Будем искать! Тоха, ты сейчас что-нибудь важное будешь делать? — Я отрицательно помотал головой. — Ну, так возьми пяток бойцов и по лесу этому прогуляйтесь, авось, найдете что полезное: снаряды, гранаты, может, и бомба какая попадется. Заодно погоняй их там на предмет хождения по лесу.

— Разрешите выполнять, товарыш командыр? — с нарочитым «среднеазиатским» акцентом спросил я.

— Иди уж… А будешь кривляться, назначу замполитом-затейником — в свободное от службы время клубом заведовать и политинформации проводить! — шутливо пригрозил Саша.

— И будет у нас как у всех нормальных частей — двоеначалие! — оставил я за собой последнее слово.

Самое смешное, что взрывчатку мы таки нашли. Правда, для этого нам пришлось пройти весь лес насквозь. Примерно в километре от нашей стоянки, в поле, на другом берегу речушки, чье название никто из нас не знал, мы увидели несколько танков. Поначалу Трошин порывался рвануть к ним бегом, по прямой, но я успел осадить его, схватив за штанину.

— Боец, туда посмотри! — И я показал рукой в направлении на «один час».

По шоссе, находившемуся от нас примерно в двух километрах, нескончаемой чередой двигались войска: маршевые колонны, грузовики, мотоциклы, легковушки, виднелась даже парочка танков.

Оставив трех бойцов в кустах на берегу, мы с Трошиным поползли к ближайшему танку. С трехсот метров эта «тридцатьчетверка» выглядела практически неповрежденной, в отличие от соседнего с ней БТ-7, развороченная башня которого валялась в нескольких метрах от машины.

Триста метров по-пластунски — это вам не по Тверской субботним вечером гулять, доложу я вам! Соответственно до танка мы добирались почти полчаса. Однако наши страдания были вознаграждены сторицей! Не знаю почему, но в танке был практически полный боекомплект — при свете налобного фонарика я насчитал целых шестьдесят семь снарядов.

— Вячеслав, посмотри по маркировке, много тут осколочно-фугасных? — попросил я Трошина.

— Сорок шесть, — ответил тот через пару минут.

— Ты не помнишь, сколько в них взрывчатки?

— А тебе… то есть вам зачем?

— Да ладно тебе, будем отныне на «ты»… Вне строя, конечно… Выплавлять будем.

— Как «выплавлять»? — не понял он.

— Обыкновенно. Так сколько взрывчатки-то?

— От полкило до восьмиста грамм. Это от конкретного типа снаряда зависит.

— Так, возьмем среднее — шестьсот грамм, — принялся я вслух считать, — умножить на сорок шесть…

— Двадцать семь тысяч шестьсот… — практически мгновенно ответил Трошин.

— Ну, ты, блин, и кал… арифмометр, — изумился я. — О! Все! Слава, отныне твой позывной — «Бухгалтер»!

— Что?

— Для тех, кто в танке, — скаламбурил я, — повторяю: «Отныне твой позывной у нас в группе — „Бухгалтер“!» Почему не слышу криков радости и восторга?

— Слушай, Антон, у тебя что, нервов вообще нет? Веселишься все время!

— А что, если бы я слезу пускал по каждому поводу, со мной было бы приятнее общаться? Ты вот лучше думай, как нам все это добро до дому переть?

— А что тут думать? Сейчас ребят позовем, и, пока мы остальные танки осматривать будем, они через нижний люк их на землю выложат. Часа за два управятся. А потом, как стемнеет, все на базу, — он употребил наше словцо, — и отнесем. Вот только это около пяти центнеров выходит, так что придется в несколько заходов.

— Молодец! Хвалю за проявленную смекалку. Так давай: ты — за бойцами, а я тут посижу, понаблюдаю.

* * *

Проводив взглядом бодро ускакавшего Антона, «старики» продолжили разговор.

— Шур, а скажи честно, не страшно тебе? — спросил Фермер.

— Сань, а что бояться-то? Сам знаешь, наше дело солдатское, а суку эту, Гиммлера… Заодно станем почетными гражданами государства Израиль…

— Вы-то все время скачете, дела делаете, а я вот сижу на одном месте, и мысли всякие в голову лезут… А тут Гиммлер этот еще… Это же было уже все, и батя мой где-то взводом своим сейчас командует. Чудно… Я вот привыкнуть никак не могу. Да и историческая фигура Гиммлер этот…

— Ты что, предлагаешь мне тебе команду подать? Что-то типа «Майор Куропаткин, отставить рефлексию!»? Не выйдет, Саша. Ты что же, думаешь, меня все это не волнует? Волнует, а куда деваться? Попала нога в колесо…

Фермер тряхнул головой и, как будто отдав себе ту самую команду «Отставить рефлексии!», другим, деловым тоном сказал:

— Шур, ты ваших «конторских» всяко лучше меня знаешь, как думаешь, не пора на связь с Большой землей выходить?

— Я думаю — пора. Я с вечера, кстати весьма, озаботился… На, взгляни. — И он протянул Фермеру толстую тетрадь в черном дерматиновом переплете.

Тот открыл ее и прочитал надпись, аккуратно, крупными буквами сделанную на первой странице:

«Журнал боевых действий группы специального назначения „Рысь“».

На следующих двух страницах каллиграфическим почерком были изложены героические деяния двух (всего лишь двух!) минувших дней. С подробным указанием потерь противника, трофеев и собственных (а куда деваться?) потерь.

Командир вернул тетрадь Бродяге:

— Это ты правильно.

— А то!

— Ты как думаешь на связь выходить?

— Пойду, послушаю, на коротких волнах, может, поймаю чего. Просто так, с бухты-барахты сеансы связи не получаются. Блин, как не вовремя дятел этот сбежал!

— Ты про Сотникова?

— Про него, молокососа…

— Ну, сбег и сбег… Чего уж теперь?

— Да я записку правильную хотел ему с собой дать. В нужном стиле, так сказать… А и хрен бы с ним, тут ты прав. Ладно, пойду я на «елку».

— Давай. А я посижу, прикину хрен к носу…

Посидев под «штабным» тентом еще десяток минут, Александр решил найти себе какое-нибудь занятие. Это кабинетные ученые и рефлексирующие интеллигенты могут думать, спокойно сидя в кресле, а для человека, большую часть жизни проведшего «в поле», такая бездеятельность была непривычна.

— Несвидов!

— Я, товарищ майор! — Сержант откликнулся практически сразу.

— Пойдем-ка, сержант, «эмочку» посмотрим… Вдруг она на ходу…