– Потому что, – хрипло шепчу я, глядя в бледное, с неровными розовыми пятнами, немного испуганное лицо застывшей у двери Веры, – потому что… Я не заработал денег… Не смог привезти тебе космическую станцию…

– Не нужна мне никакая станция, – всхлипывает Мишка. И его слезы прожигают смятую рубаху на моей груди. – Не уходи больше, пожалуйста! Пожалуйста… Я тебя люблю…

– Я тоже люблю тебя, малыш…

Я неумело глажу его по голове, бормочу что-то еще… Меня учили слишком многому, но только не единственно важному – успокаивать маленьких детей. Постепенно он затихает, крепко обхватив меня ручонками. Что-то вялой улиткой ползет по моей щеке. Я провожу ладонью по лицу, на ней остаются влажные следы… Неужели я плачу?!

Это утро становится самым счастливым в моей новой жизни.

Ноябрь 2000 г.

Еще один поход в издательство, не закончившийся ничем. Еще один укоризненный взгляд матери: «На что ты тратишь драгоценное свободное время?»

И сын, ожидающий дома: «Где ты была, мам?»

И очередной господин редактор в строгих очках:

– Книги – это тот же бизнес. И рынок диктует нам свои законы…

И не только рынок…

Она никогда не была сильной. Странно, что до сих пор она еще барахтается против холодного и сильного течения. Иногда ей кажется, что она стала другой. Та, прежняя, давно бы пошла ко дну. Мутному, темному, беспросветному…

Погруженная в свои мысли, она не сразу поняла, что человек, идущий позади, полностью повторяет ее маршрут. От станции метро, в грязненькую улочку, вдоль чугунной ограды нового «элитного» дома, мимо детского сада, в арку, в переулок… Сердце противно екнуло. Постепенно все звуки: шорох шин, грохот трамваев, лай собак – слились, преобразившись в мерный хруст тонкого льда под подошвами тяжелых ботинок.

Она оглянулась. Мужчина шел за ней на расстоянии десяти—пятнадцати шагов. Она прибавила темп, и сзади тотчас раздалось ускоренное: хрум-хрум-хрум…

«Ек-ек-ек…» – отозвалось в груди.

Она перешла на легкую трусцу, выскакивая из лабиринта дворов на улицу, сумеречную и пустынную.

Хрум-хрум-хрум…

Впереди двигался парень в короткой куртке и кепке с ушками.

– Молодой человек! – крикнула она. – Молодой человек, подождите!

– Это вы Мне? – удивленно спросил парень, обернувшись.

– Да. – Она схватила его за локоть, судорожно оглядевшись. Вокруг ни души. – Простите, который час? – прошептала она, переводя дыхание.

– Полшестого. – Парень посмотрел на нее как на ненормальную и вошел в подъезд.

– Господи… – выдохнула она, пошатываясь от внезапной слабости. И тут услышала за спиной: хрум…

Она резко обернулась. Человек, преследовавший ее от метро, стоял совсем близко. Достаточно протянуть руку…

– Что вам надо?! – крикнула она, чуть не плача от ужаса, подстерегшего столь внезапно. Столь же внезапно, как подстерегла совсем недавно иная боль… Боль, от которой ни спрятаться, ни излечиться… Как она могла позабыть о ней всего на миг? Теперь они вновь единое целое. Внезапно страх ушел. Она ощутила прилив холодной ярости и закипающей ненависти. К этому человеку, к вечной зимней ночи, к целому миру, весь смысл существования в котором сводился к вечному бою…

Его рука скользнула в карман.

– Сумку давай… – И, не дожидаясь, сам выхватил сумку из рук женщины с такой силой, что она едва удержала равновесие. – И кольцо.

– Что? – переспросила она, сжимая в кулачок правую руку с тонюсеньким, как «неделька», обручальным колечком на безымянном пальце.

– Кольцо давай, сука, мать твою…

Она, попятившись, покачала головой.

– Кольцо, живо! – рявкнул грабитель, и в тот же самый миг она изо всех сил ударила грабителя острым углом картонной папки в переносицу. От неожиданности он отпрянул, прижав ладонь к лицу. Что-то упало, звякнув об асфальт.

Она бросилась бежать. Так быстро, как только умела. Без оглядки.

Звуки вновь появились: шорох шин, грохот трамваев, вой ветра… В два прыжка она одолела обледеневшие ступеньки, ткнула негнущиеся пальцы в кодовую железку. Дверь не желала отворяться. Женщина с воплем несколько раз ударила ногой по кованой жести. Тогда дверь возмущенно загудела, но распахнулась. К мусоропроводу вышел сосед с пакетом. Спросил удивленно:

– Что с вами?

Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова и замотала головой. Сосед поглядел на нее с каким-то странным сочувствием и удалился. Около своей квартиры она подумала, что нужно успокоиться, чтобы не волновать мать и сына. Черт с ней, с сумкой. В ней и было-то расческа, зеркало из старенькой пудреницы, кошелечек с мелочью – бумажные деньги она всегда носит в кармане… Помада «Дзинтарс»… Помаду жалко. Почти новая… Хорошо, паспорт дома оставила… Дрожащими руками она вытащила сигарету. Та заплясала на губах. Она присела на корточки, прислонившись к двери спиной. В голове помимо воли прокручивались подробности жуткого вояжа. Она вдруг подумала, что выпавший из кармана грабителя предмет мог быть ножом, и застонала от накатившей волны одурманивающего ужаса. Полиэтиленовый пакет с картонной папкой внутри – вот с чем она выступила против во-оружейного бандита. Наверное, она слегка спятила в тот момент. Или даже не слегка…

Она разглядывала пакет, словно пыталась найти на нем следы своего недавнего безумия. Какой бес вселился в нее в ту секунду? Тоненькое, как ниточка, обручальное кольцо тускло поблескивало в свете пыльного фонаря. Она закусила его пересохшими губами.

Наверно, стоит заявить в милицию. Но в темноте она даже не разглядела лица…

Женщина поднялась, выбросила недокурен-ную сигарету под лестницу, мысленно отметив, что нехорошо сорить в собственном подъезде. Позвонила в дверь.

– Кто там? – послышался голос сына.

Молодец, подумала она, всегда спрашивает.

– Это я.

Она с ходу чмокнула сына в щеку, сбросила одежду, скинула обувь и быстро прошла в ванную. Горячий кран дико взвыл, оповестив все пять этажей о ее намерении хорошенько отдраить трясущиеся, как у горькой пьянчужки, руки.

– Бабушка давно ушла? – крикнула она из ванной.

– Давно.

– Она звонила, что доехала?

– Да. А что?

– Ничего. Все в порядке.

Все в порядке… Если не считать отнятой сумки, сумасшедшего кросса, поганой дрожи в ладонях и коленях, тошноты, внезапно подкатившей к гортани. Но он ничего не должен видеть, ее маленький мальчик. Хотя бы пока так мал и хрупок. Пусть как можно дольше задержится он в своем благостном дивном мире, где нет места жестокости и отчаянию…