И тут ко мне наконец возвращается ясность – вся сразу, но не абстрактная ясность-вообще, а персонально моя. И как всегда первым делом я вспоминаю, что это нормально – и ясность, и что она исчезает от встряски в момент объединения с другим, во всём отличным от меня существом, и тогда очень долго, не меньше секунды, а если повезёт, то и больше совершенно по-настоящему ничего не понимаешь, не помнишь, действуешь вслепую, практически наугад, но обычно не ошибаешься, потому что опыт есть опыт, и удачу тоже никто не отменял. А потом внезапно возвращается ясность, и это каждый раз как впервые, больше, чем просто счастье – ясно знать весь мир и себя. Возвращение ясности после её утраты – не цель, а просто дополнительное удовольствие, но именно из-за него мне так сильно, больше всех остальных развлечений нравится эта игра.

Теперь, когда я понимаю, что надо делать, всё становится просто. Мне – просто. А существу, которое идёт по прохудившемуся настилу – интересно, как её, его вообще сюда занесло? – так вот, существу по-прежнему сложно, но уже по-другому, по-хорошему сложно, не так, как было бы без меня. Он, она не знает, что я ей, ему помогаю, но, безусловно, чувствует. С чувствительностью у этого существа даже по моим меркам вполне ничего. Значит, спасать её, его будет не сложно, а легко и приятно. Мне повезло.

Я наполняю его, её своим вдохом, от моего дыхания человеческие существа, даже те, кто вообще ничего не чувствует, становятся легче, спокойнее и храбрей. И практически силой, потому что существо почему-то выбираться отсюда не хочет, ставлю его, её ногу на безопасное место. Я вижу своими глазами сквозь её, его человеческие, что сюда ставить ногу определённо можно, а скажем, чуть правее – лучше бы нет.

* * *

Переключаю внимание на другую ногу, чтобы её переставить, я уже отчётливо вижу, куда, и вдруг понимаю – так же ясно, как сейчас понимаю всё остальное, – что он, она сопротивляется моей воле, отличая её от своей. Но не потому, что меня боится. И не потому, что не доверяет. Совсем не боится. И доверяет больше, чем люди обычно доверяют самим себе. Но всё равно сопротивляется. Стоит на месте, как вкопанный, вкопанная, никуда не идёт.

– Ты кто? – спрашивает он, она; на самом деле неважно. Важно, что спрашивает не кого-нибудь, а меня. Вслух, как люди обычно разговаривают друг с другом. Существо-человек со мной разговаривает. До сих пор ничего подобного не случалось. Ну и дела.

– Ты кто? – настойчиво повторяет он, она. – Ты же мне не мерещишься? Ты явно что-то отдельное от меня! Я тебя уже несколько раз встречала в такие моменты. Как бы опасные; на самом деле не очень-то. Хотя навернуться отсюда, конечно, запросто можно, что да, то да.

Теперь известно, что существо не «он», а «она», раз сама так себя называет. Кому и верить в таких вопросах, если не ей. Но это всё, что мне сейчас ясно. Есть предел всякой ясности. Ну или, может, не всякой, а только моей.

От растерянности мне хочется возмутиться: «Эй, так не по правилам!» Но это было бы глупо. Люди не обязаны соблюдать какие-то правила. Они не знают о нашей игре.

Поэтому я отвечаю вслух своим дополнительным голосом, вполне подходящим для внешних бесед. По крайней мере, так она точно не перепутает мои слова с собственными мыслями – проблема, от которой обычно страдают все, кто вынужден звучать голосами в человеческой голове:

– Наверное, раньше ты встречала кого-то другого, а не меня. Я часто кого-то спасаю, но забывать не умею, в памяти остаются все. А тебя вижу в первый раз.

– Раньше встречала кого-то другого? – удивлённо переспрашивает она. – Так вас, получается, много? Есть другие, похожие на тебя?

Я не знаю, сколько по её меркам «много». Больше сотни? Тысячи? Миллиона? Или достаточно, чтобы было больше одного? В любом случае всех себя мы ещё никогда не считали. Но в начале каждой новой игры подсчитываем желающих играть. В этой игре нас вайдри – одно из тех чисел, которые целиком соответствуют текущему дню; ещё бывают числа наядри, которые дню совершенно не соответствуют, и шари – числа, которые ничего не сообщают о соответствии, они для другого и о другом. Точнее объяснить не могу, наши числа надо почувствовать; факт, что когда число игроков равно наядри, игра больше похожа на исполнение трудного долга, когда оно равно шари, игра выходит слишком весёлая, словно нужна только для нашего удовольствия, а с точки зрения всего остального мира, мы занимаемся ерундой. А когда как сегодня, вайдри, в игре всего будет поровну, и веселья, и пользы, и неожиданностей. Когда число игроков обладает свойствами вайдри, получается самая захватывающая игра.

Но это я ей объяснять, пожалуй, не стану. Такое человеку поди объясни.

– Вас много? – нетерпеливо повторяет она.

Я молчу, обдумывая, много нас или мало, а человек, которого, то есть которую мне надо срочно увести из опасного места, тем временем, говорит:

– Я думала, ты всегда один и тот же. Мой ангел-хранитель. Может, не точно такой, как положено по канону, но кто-нибудь вроде. Примерно. Я хочу сказать, если уж люди в разных странах, в разные времена как-то приходили к идее ангела, или духа-хранителя, наверняка за этим хоть какое-то объективно существующее явление да стоит. Нечто неизвестное, возможно даже непознаваемое, которое приходит на помощь в опасный момент. Никто вас не видит, но многие что-то такое чувствуют. И потом вспоминают это удивительное присутствие до конца своих дней, как самое лучшее, что с ними случилось. Короче, я была совершенно уверена, ты – мой ангел-хранитель и уже не раз приходил. А ты не он? Раньше ко мне приходили другие? А кто вы? Вас много? И спасаете не каждый своего человека, а любого, кто подвернётся под руку? А почему? Вам это – зачем?

Она так тараторит, что мне снова становится сложно. Не как обычно бывает в игре, а совсем по-другому сложно. Прямо скажем, гораздо сложней. Спасать людей от опасности я умею, давно играю в эту игру. Но никто никогда не учил меня с ними разговаривать. И тем более их понимать. До сих пор это просто не было нужно. Никому бы даже в голову не пришло!

* * *

Наверное, примерно так же озадаченно и растерянно чувствуют себя люди, когда начинают слышать чужие голоса в голове. Но мне, конечно, всё-таки проще, чем людям. По крайней мере, не нужно бояться, что я схожу с ума. В людей я не верю, тем более не отрицаю их существование. А просто знаю, что они объективно есть. Но всё остальное! Всё, что она сказала! Никакой ясности не хватит, чтобы такое переварить.

С другой стороны, мне сейчас не понимать её надо, а увести из опасного места. Тогда можно будет смыться и больше её не слушать. И на вопросы не отвечать. А пока я её из опасного места не выведу, я уйти не могу. То есть могу, но так не по правилам. Игра есть игра, а я не люблю проигрывать. Ну и просто жалко человека в опасном месте бросать. Поэтому я говорю:

– Предлагаю сделку. Давай ты перестанешь стоять на месте. Пойдём отсюда, если не будешь сопротивляться, я аккуратно тебя уведу. Здесь очень опасное место. Ржавчина, гниль, прорехи, шатается, осыпается. И высота. Хуже всего высота! А по дороге я буду говорить тебе правду. По одной правде на каждый твой шаг.