«Блестяще, – подумал Каз. – Так где же она, черт возьми?»

Через пару долгих минут девушка бесшумно приземлилась в гондолу.

– Выкладывай, – приказал он, выводя их в канал.

– Элис все еще живет в комнате на втором этаже. К ее двери приставили стражника.

– Кабинет?

– В том же месте, прямо по коридору. На всех внешних окнах в доме установили замки Шуйлера. – Каз раздраженно выдохнул. – Это проблема? – поинтересовалась Инеж.

– Нет. Замки Шуйлера не остановят взломщика, который чего-то стоит, но они отнимают много драгоценного времени.

– Я с ними не справилась, так что мне пришлось дождаться, пока один из слуг на кухне откроет заднюю дверь. – Он плохо обучил ее взламывать замки. Она бы справилась с Шуйлером, если бы всерьез взялась за это дело. – Они принимали поставки, – продолжала девушка. – Из тех крох, что мне удалось услышать, я поняла, что прислуга готовится к завтрашнему вечернему приему для Торгового совета.

– Вполне логично, – кивнул Каз. – Он сыграет роль обезумевшего от горя отца и убедит их подключить к поискам больше городской стражи.

– Они послушаются?

– У них нет причин отказывать ему. И все получат справедливое предупреждение замести своих любовниц, или кого там еще они хотят скрыть от общественности, под ковер.

– Бочка так просто не сдастся.

– Нет, – ответил Каз, когда гондола скользнула мимо песчаной отмели, упирающейся в Черную Вуаль, прямиком в туман острова. – Никто не хочет, чтобы купцы лезли в их бизнес. Есть предположение, во сколько свершится этот маленький прием для совета?

– Повара жаловались, что им нужно успеть накрыть стол к ужину. Сойдет за неплохой отвлекающий фактор.

– Именно. – В этом они лучше всего, когда между ними не было ничего, кроме работы, с которой они справлялись вместе без всяких осложнений. Казу стоило бы остановиться на этом, но он должен был знать. – Ты сказала, что Ван Эк не причинял тебе боли. Расскажи мне правду.

Они заплыли в убежище ив. Инеж не сводила глаз с их белых ветвей.

– Это правда.

Они вылезли из гондолы, убедились, что она полностью замаскирована, и направились к берегу. Каз следовал за Инеж и ждал, пока ее настроение переменится. Луна начала заходить, очерчивая могилы Черной Вуали – словно миниатюрные горизонты, выгравированные серебром. Коса Инеж выбилась из пучка и упала ей на спину. Парень представил, как наматывает ее себе на руку, потирает пальцами переплетенные локоны. И что потом? Он прогнал эту мысль.

Когда до каменного корпуса оставалось всего несколько ярдов, Инеж остановилась и стала наблюдать, как туман закручивается вокруг веток.

– Он собирался сломать мне ноги, – сказала она. – Раздробить их молотком, чтобы они никогда не зажили.

Мысли о лунном сиянии и шелковистых волосах испарились в черных клубах ярости. Каз увидел, как Инеж потянула за рукав на левом предплечье, где когда-то была татуировка «Зверинца». У него было отдаленное представление о том, что ей довелось там пережить, но он знал, каково оказаться беспомощным, и Ван Эку удалось снова заставить ее почувствовать себя так. Каз научит этого самодовольного сукиного сына новому языку, языку страданий.

Джеспер и Нина были правы. Инеж нуждалась в отдыхе и возможности прийти в себя после последних дней. Он знал, какая она сильная, но также понимал, что для нее значило находиться в плену.

– Если ты не готова к работе…

– Я готова к работе, – упрямо перебила она, все еще стоя к нему спиной.

Молчание между ними обратилось темной водой. Он не мог перейти ее. Не мог перейти черту между порядочностью, которой Инеж заслуживала, и жестокостью, которую требовал выбранный ими путь. Если он попытается, то это может привести к тому, что они оба погибнут. Каз способен быть только тем, кем являлся на самом деле – парнем, который был не в состоянии утешить ее. Поэтому он даст ей нечто другое.

– Я уничтожу Ван Эка, – тихо произнес он. – Я нанесу ему рану, которую нельзя зашить, после которой нельзя оправиться. Ту, которая не затягивается.

– Ту, что пережил ты?

– Да. – Это было обещание. Признание.

Девушка нервно втянула воздух. Слова вылетали из нее, как череда выстрелов, словно она возмущалась самим актом их произношения:

– Я не знала, придешь ли ты.

Каз не мог винить в этом Ван Эка. Он сам зародил в ней это сомнение каждым холодным словом, каждой даже малой жестокостью.

– Мы – твоя команда, Инеж. Мы не бросаем своих на милость продажных подонков. – Это не тот ответ, который ему хотелось дать. Не тот, который ей хотелось услышать.

Когда она повернулась к нему, ее глаза горели от гнева.

– Он собирался сломать мне ноги, – произнесла она, высоко задрав подбородок, с еле заметной дрожью в голосе. – Ты бы пришел за мной в этом случае, Каз? Если бы я не могла подниматься по стене и ходить по канату? Если бы я не была больше Призраком?

Грязные Руки не пришел бы. Парень, который мог вытащить их из этой передряги, вернуть их деньги, сохранить им жизни, сделал бы ей любезность и избавил от страданий, затем сократил свои потери и двинулся бы дальше.

– Я бы пришел за тобой, – сказал он и, увидев ее настороженный взгляд, повторил: – Я бы пришел за тобой. А если бы не смог идти, то приполз бы, и какими бы сломанными мы ни были, мы бы пробили себе путь на свободу вместе – с острыми кинжалами и раскаленными пистолетами. Потому что так мы и поступаем. Мы никогда не перестаем бороться.

Поднялся ветер. Тихо зашептали ветви ивы, как будто сплетничали. Каз смотрел Инеж в глаза и видел в них отражение луны, два луча света. Она была права, когда проявляла осторожность. Даже по отношению к нему. Особенно к нему. Осторожность гарантировала выживание.

Наконец она кивнула, слегка опустив подбородок. Они молча вернулись в гробницу. Ивы продолжили бормотать.

Нина проснулась задолго до рассвета. Как обычно, ее первая сознательная мысль была о пареме, и, как обычно, у нее не было аппетита. Жажда наркотика едва не свела ее с ума прошлой ночью. Попытки воспользоваться своей силой при нападении солдат-хергудов привели к тому, что она отчаянно нуждалась в дозе, и девушка потом еще долгие часы ворочалась в кровати из стороны в сторону, впиваясь ногтями в кожу и оставляя на ладонях кровавые полумесяцы.

Утром она почувствовала себя разбитой, и все же у нее была цель, которая помогла ей заставить себя подняться с кровати. Потребность в пареме что-то в ней загасила, и порой Нина боялась, что потухшая искра уже никогда не загорится. Но сегодня, несмотря на боль в суставах, сухость кожи и вкус нечищеной печки во рту, она почувствовала надежду. Инеж вернулась. У них была работа. И она сделает что-то полезное для своих людей. Даже если ей пришлось шантажировать Каза Бреккера и воззвать к его порядочности, чтобы добиться этого.