— Сиди здесь. Я пошлю ее к тебе. — Джадд повернулся и побежал к вертолету.

Да, лучше увести ее от Барри. Если бы Гален не был в таком ступоре, то сам бы подумал о мальчике.

К нему приближалась Елена. Она шла медленно, устало, осторожно, как будто боялась наступить на мину. Она поняла, что случилось что-то плохое.

Бог мой, но она не догадывалась, насколько все плохо.

Она остановилась и посмотрела на него. Может быть, она все уже знала. Но он все равно должен произнести эти слова.

Он протянул руку и открыл дверцу машины.

— Залезай. Ты не захочешь, чтобы Барри тебя видел.

Она не могла плакать. Она не должна плакать.

Если она заплачет, то может никогда не остановиться.

— Оба? — тупо спросила она. — Луис и Доминик…

— Все пошло наперекосяк.

— Почему?

— Был второй снайпер.

— Но ты же подозревал, что так может быть. Я должна была там быть. Ты не должен был пускать Доминика. Я была бы осторожнее. Я могла все изменить.

— Ладно, ты права. Я ошибся.

— Ради бога, перестань играть в благородство. Я рад, что решил сюда вернуться. Скажи ей правду. — Джадд снова стоял у окна.

— Правду? — повторила Елена.

— Чавез вас перехитрил. Он дал Луису пистолет и, очевидно, приказал убить вас. Вместо вас он убил Доминика.

— Луис… — Ее охватил безумный ужас. — Луис не мог этого сделать.

— Я все видел, — сказал Джадд. — Он убил Доминика.

— И потом снайпер достал Луиса? — Ее губы искривились от страдания. — Вероятно, Чавез не очень обрадовался. Он хотел видеть мой труп.

— Будь ты проклят, ей необязательно было все это знать, — сказал Гален Джадду.

— Нет, но я всегда за ясность. Лучше, если она будет знать, что ты не мог этого предвидеть. Да, я сказал Барри, что Доминику пришлось здесь остаться по делу. — Джадд повернулся и зашагал к вертолету.

— Что случилось со снайпером?

— Джадд убил его. Он предполагал, что в той комнате может кто-то быть. — Гален отвернулся. — Не хотелось бы тебя торопить, но нам пора отсюда убираться. За нами не было хвоста, но лучше оказаться подальше от этого места.

— Да, конечно. — Надо вылезти из машины и пойти к вертолету. Нельзя думать о Луисе и Доминике. Она должна делать то, что необходимо, а горевать будет позже. Она справится. Она солдат. Она и раньше теряла близких людей.

Но не Доминика, своего лучшего друга и учителя…

Боль была слишком сильной. Она должна двигаться, иначе развалится на части. Она открыла дверь и спрыгнула на бетон.

— Пошли.

Когда они вернулись в коттедж, было уже темно.

— Я возьму малыша и уложу его спать, — сказал Джадд, беря Барри на руки и направляясь к коттеджу.

«Какой заботливый», — устало подумала Елена. Всю дорогу от Орландо он занимал Барри, не позволяя задавать лишние вопросы. Какой странный человек. Странный и неистовый, но где-то в нем осталась теплота.

— Я рада, что он все время играл с Барри. Я не знаю, сумела бы я справиться. Я не знаю, что ему говорить.

— Ничего не говори, пока не наступит подходящий момент. — Гален помог ей выйти из машины. — Ты сама поймешь, когда можно будет сказать.

— Разве? — Она уже ни в чем не была уверена. — Я не хочу причинять ему такую боль. Он еще так мал. Он не понимает.

— Никто из нас толком не понимает, что такое смерть. — Гален повел ее к коттеджу. — Вот устрою тебя и позвоню Логану, попрошу его позаботиться о похоронах Доминика и твоего брата. Полиция наверняка не сразу отдаст тела.

— Я знаю. Не имеет значения. Наверное, нам следовало бы похоронить Доминика по католическому обряду, но не думаю, что он при жизни придавал большое значение тому, что случится с его телом после смерти. Он знал, что души его уже там не будет. — Она вздохнула. — А Луис? Не знаю. Не могу сейчас о нем думать. Доминик назвал бы его заблудшей душой и простил. Но я не могу. Пока. Может быть, и никогда.

— Я тоже. — Гален открыл входную дверь. — Давай уложим тебя в постель.

— Я сама могу лечь.

— Знаю, что можешь. Мне просто приятно тебе помочь, легче на душе.

Она слишком отупела, чтобы спорить, поэтому он отвел ее в спальню, помог раздеться и уложил в кровать. Взял махровую салфетку, намочил ее и вытер ей лицо и руки. Потом сел на стул около кровати.

— Поговорим?

Она покачала головой:

— Не о чем говорить. Все кончено. Они мертвы.

Он немного помолчал.

— Ты винишь меня?

— Нет. Так решил Доминик. Он сделал то, что считал нужным сделать. Ты лишь не стал возражать.

— Не совсем так. Я вцепился в предложенный им вариант. Я все искал способ удержать тебя от похода в этот сад.

— Примерно так же ты остановил меня тогда на ранчо. Я ведь нацелилась на Чавеза.

Он кивнул.

— Я… что-то в тебе нашел. Такого со мной раньше не случалось. Я не хочу тебя терять.

— Ты напрасно меня изолировал.

— Никогда больше не буду. Обещаю.

Она отвернулась.

— Уходи. Пожалуйста.

— Позволь мне остаться. Я буду молчать.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Я сейчас начну плакать. Я… больше не могу сдерживаться. Я хочу вспоминать Доминика и горевать по нем. Это личное.

Он встал и взглянул на нее:

— Я хочу быть с тобой.

Она покачала головой:

— Ты не можешь разделить мою печаль. Ты не любил его так, как я. Я должна с ним проститься.

Гален наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Загляну позже. — Он выключил лампу.

Когда он выходил, по ее лицу уже струились слезы.

«Думай о Доминике. Вспоминай, сколько было хорошего. Думай о подарках, которые он дарил, о смехе, о заботе, о понимании. Уничтожь боль, думай о Доминике и попрощайся с ним…» — так плакала в ночи Елена.

Гален нашел Джадда на веранде.

— Мальчик спит?

— Заснул мгновенно. Как она?

— Страдает, разумеется. Ведь она потеряла брата и лучшего друга.

Джадд кивнул:

— Когда ты залезал в фургон, то спросил, умер ли Доминик. Почему ты не спросил про Луиса? — спросил Гален.