— Бандюган, — заключил мальчишка. — Решил облагодетельствовать? Дай денег и отвали.

— Деньги, наверное, на наркоту? — лениво поинтересовался Олег.

— Вот ещё! — фыркнул парень. — Я два дня ничего не лопал, а ты говоришь «наркоту».

— Пошли, — Олег приблизился к лифту и нажал кнопку вызова.

Мальчишка не сдвинулся с места.

— В ментовку сдать хочешь?

— Хотел бы, уже бы сдал, — не поворачиваясь, откликнулся Олег. — Я и сам милицию не жалую.

— Точно бандюган, — заключил мальчишка, неохотно вставая.

Он услышал, что лифт подъезжает, и хотел покапризничать ровно столько, чтобы не опоздать заскочить в лифт, уяснив, что такой, как Олег, второй раз приглашение повторять не станет. Ромка-беспризорник, тёртый калач, чувствовал дворняжьим нюхом, где и что перепадёт в карман, а что по шее. Уверенности в том, что шея останется в неприкосновенности, не было, но очень хотелось есть.

У двери в квартиру Олег достал внушительного объёма связку ключей, нащупывая замочную скважину в тёмном коридоре, заскрежетал по железу. За железной оказалась и деревянная дверь.

— Запоры как в тюрьме! — дрогнувшим голосом из-за спины Олега заметил Ромка.

— А ты там был?.. Проходи. Меня зовут Олег.

— Роман, — хрипло представился Ромка, окончательно оробев.

Он глянул на прихожую, где в блеске зеркал, вытянувшихся до потолка, отражались коричневые шелковистые обои и розовый кафельный пол.

— Нехило! — Ромка потоптался и чихнул. — Я тебе тут не напачкаю? Уж больно чистенько.

— Вот оттого и противно, — Олег бросил ключи на столик, щёлкнул немыслимым количеством замков и засовов на двери. Каждый щелчок отдавался у Ромки в затылке как выстрел.

— А твоих мы не испугаем? — Ромка вытянул шею, вглядываясь в сумрак коридора со множеством дверей.

— Я один живу. Да не трясись ты. Сам же сказал — на маньяка я не похож.

— Может, ты людоед? — не без дрожи в голосе предположил Ромка. Через дырявые стёртые подошвы кроссовок он почувствовал, что кафельный пол под ногами тёплый, почти горячий. Уютная сонливость поднималась от ступней к голове. Ромка почти готов был смириться с тем, что Олег садист, маньяк и страшный людоед, лишь бы остаться в этой светлой и тёплой квартирке.

— Ну не все же люди подонки и убийцы, — Олег скинул ботинки и повесил куртку на вешалку. — Или тебе только такие попадались? Как же ты, бедный, выжил? Разоблачайся. Оставь шмотки тут. Наверняка вшивое всё.

— В каком смысле «разоблачайся»? — Ромка оглянулся на входную дверь.

— Санобработка. Ванну примешь, как человек. Согреешься, потом перекусим.

— А может, просто перекусим и я пойду с миром? — Ромка ослабел от страха и сонливости.

— Живо раздевайся! — прикрикнул Олег и взялся за кобуру. Он хотел её снять и убрать в сейф, но Ромка воспринял это как угрозу.

Грязными пальцами с обломанными и обкусанными ногтями он стал лихорадочно расстёгивать, развязывать одежду. Под пальто оказалась лиловая болоньевая куртка, под ней синий узбекский ватный халат, засаленный до блеска.

Олег отодвинул дверь огромного шкафа, отомкнул маленькую серую дверцу сейфа и убрал пистолет. Он искоса с усмешкой поглядывал на Ромку.

Под халатом была ещё рубашка, футболка и тельняшка.

— Да, теперь я понимаю, что минус двадцать для твоего прикида — не предел, — рассмеялся Олег. — Иди в ванную, я тебе сейчас что-нибудь из одёжки подберу. Извини, детских вещичек нет. Был бы маньяком, приберёг бы что-нибудь трофейное, окровавленное.

— Иди ты! — беззлобно и расслабленно огрызнулся Ромка. — Где тут у тебя ванная?

Без особого смущения он скинул остатки одежды. Он был тонким, на удивление смуглым посреди зимы, ободранным, в синяках и старых шрамах. Животу него втянулся до позвоночника. Такое Олег видел лишь у бродячих собак, блуждавших в поисках добычи у молокозавода и греющих впалые бока на тёплых канализационных люках.

Ванная напоминала обычную комнату. Большая, с зеркальными дверцами на шкафу во всю стену, с огромной ванной, отгороженной полупрозрачными пластиковыми дверцами. На сушилке висели разноцветные махровые полотенца, мягкие и пушистые даже на вид. На полочке над раковиной выстроился батальон пузырьков: синих, розовых, зелёных, фиолетовых.

Пока Ромка разглядывал флакончики и баночки, Олег заметил в коридоре оставленные Ромкой на столике очки.

Он вдруг взял их и надел. Разболтанные дужки раздвинулись и пришлись впору. Стёкла были примерно на минус четыре. Олег глянул на себя в зеркало. Трещина пересекала глаз пополам. Если смотреть сквозь такие очки, то и мир казался надтреснутым, дребезжащим, зыбким.

— Слушай, как тут у тебя кран включить? Рычаги, блеск, ничего не поймёшь! — крикнул Ромка из ванной.

— Погоди мыться, — Олег зашёл в ванную, порылся в шкафчике под раковиной и достал электробритву. — Давай снимем твой вшивый домик.

Ромка пригладил чёрные, криво подстриженные волосы.

— Валяй, — он сел на подставленный табурет. — Вшей, правда, пока нет. Не обзавёлся после приёмника. Но когда ещё попаду к парикмахеру, да к тому же в такой цивильной хате, как у тебя.

— В детприёмнике давно был? Оброс здорово.

Волосы падали на оранжевые кафелины. Ромка сидел поджав ноги, слушал жужжание бритвы и смотрел в пол. Ему казалось, что такой оранжевый пол должен пахнуть апельсином.

— Зачем ты со мной возишься?

— Что? — Олег выключил бритву. — Мне скучно. Голова болит. И бессонница… Залезай в ванну. Мойся, а я что-нибудь поесть приготовлю. Чистые вещи на стиральной машине. Полотенце жёлтое возьми. Мыла не жалей.

— На шампуне ты уже сэкономил, — Ромка кивнул на отрезанные волосы.

В бескорыстие Олега он не верил, но решил, раз уж к нему попал, хотя бы помоется от души. Он вышел из ванной только через час, розовый, благоухающий, в трусах до колен и Олеговой футболке.

В огромной кухне всё сверкало, сияло: лампочки, бра, кастрюли, стаканы и рюмки, плита с красными раскалёнными блинами. У Ромки даже глаза заслезились от блеска.

— Шикарно живёшь, — Ромка уселся на табуретку с металлическими ножками и мягким кожаным сиденьем.

— Много еды сразу не дам, — предупредил Олег. — Знал я одного мальчишку, который объелся и умер от заворота кишок.

— Я в курсе, — отмахнулся Ромка, наворачивая за обе щёки картошку с мясом. Немного насытившись, он решил завести светскую беседу. С осуждением глянув на Олега, лениво ковырявшего вилкой в тарелке, он поинтересовался:

— Детдомовец ты, что ли? Один живёшь? И бабы нет. Зачем тогда такие хоромы?