– Верно, – кивнул Осборн. – Англия готова дать заем. Там ждут делегатов греческого правительства. Ситуацию и правда следует переломить в пользу греков. Большая часть турецкого флота начала отходить в сторону Дарданелл: они не видят здесь для себя большой опасности. Возле Месолонгиона оставлен Юсуф Паша с четырнадцатью судами. С их помощью турки с легкостью будут держать Месолонгион в блокаде и защищать свой форт в проливе. Плюс к этому после гибели Боцариса возле города стоит Омер Паша. Фамилия Омера – Врионис. Он албанец, служил Али Паше и слава его, боюсь, даже преуменьшает совершенные им жестокости. С ним – двадцать тысяч человек. Обстановку ухудшает голод в Месолонгионе и окрестностях, а также эпидемии болезней, которые быстро распространяются, так как их нечем лечить.

Из огромной стопки Байрон достал письмо.

– Мне писал губернатор Месолонгиона, Константин Метаксас, – он протянул письмо Осборону. – Губернатор родом из Кефалонии, кстати. Просит срочно прибыть к нему на выручку. Утверждает, что именно там я смогу помочь более всего. Я уже выслал туда медикаменты для раненых и лекарства для предотвращения эпидемий.

– С отъездом повремените. Пусть положение дел чуть прояснится. Ехать туда, где голод и болезни, с одной стороны, благородно, а с другой – вы отсюда прекрасно помогаете стране, и неизвестно еще, чем кончится противостояние в Месолонгионе.

* * *

Вскоре к приглашению приехать в Месолонгион присовокупилось приглашение прибыть на Идру. На острове обосновался Маврокордато. Пользуясь личным знакомством с Байроном, он настоятельно звал друга к себе, подкрепляя свои слова мнением идриотов, которые были бы рады видеть его на острове.

– Пишите, Пьетро, ответ, – после некоторого раздумья Джордж уселся за стол, готовый продиктовать письмо. – Следует срочно отправить депутатов в Лондон. Во-вторых, следует не менее срочно отправить флот к Месолонгиону. Пожалуй, стоит просить Трелони и Брауна ехать на Идру, – добавил Байрон. – Пусть посмотрят, как обстоят дела на месте, и постараются убедить в необходимости принятия срочных действий, о которых я пишу Маврокордато.

Октябрь заканчивался. Несмотря на неопределенность планов, Джордж чувствовал себя хорошо. Он редко впадал в меланхолическое состояние духа, и только разговоры о дочерях или жене могли испортить ему настроение. С утра до вечера Байрон принимал посетителей, отвечал на письма и выезжал на лошади.

– Поэзией занимаются бездельники, – ответил он Пьетро на вопрос, почему крайне мало пишет. – Когда некуда девать силы и время, пишешь длинные поэмы. Лучшего применения времени и деньгам, чем для Греции, я для себя не вижу…

1821 год, Равенна

Интересные происходят события: Гамба высланы все-таки из Равенны! Возлюбленная лорда осталась пока здесь, но это ей, как и полагал Алджернон, грозило неприятностями. Муж требовал либо вернуть ему жену, либо отправить ее в монастырь…

– Какие дикие нравы, – вздыхал Алджи, но в глубине души желал принятия подобных законов в Англии. – Женщина, впрочем, находится под постоянным присмотром, а с другой стороны, требует от мужчины хоть какой-то ответственности. И даже не знаю, что бы я предпочел, будучи итальянкой, сбежавшей от мужа. Вроде папа римский позволил ей уйти, но с условием проживания под одной крышей с отцом и братом. Это ли свобода? – он расхаживал по своей небольшой комнате и казался себе со стороны эдаким революционером, борцом не пойми за что.

К борьбе за свободу Италии теперь добавилась борьба за свободу Греции, и Алджернон хотел уже, чтобы Байрон как-то определился, иначе становилось сложнее за ним следить. Отчеты получались сумбурными. В них сплетались в единый клубок приверженцы греческого принца Маврокордато и сторонники карбонариев, то есть борцы за единство и свободу Италии.

– Боже мой! – восклицал Алджернон, лавируя между стулом, узкой кроватью, креслом и столом. – Какой полет мысли, какие фантазии! Какие приключения! Я бы тоже писал книги!

Он остановился и вздохнул. Следовало успокоиться. Цель в какой-то степени достигнута. Графиня вынуждена будет последовать за отцом и братом в изгнание, которое, впрочем, и изгнанием-то не назовешь. Пока Гамба находятся во Флоренции, и для них это не худший исход. Вслед за графиней поедет Байрон. Его вроде никто не высылает, однако без прекрасной Терезы он не останется в Равенне. А что ему здесь, в самом деле, делать? Подвиги хороши, когда их совершаешь на публике, которая готова аплодировать стоя. Если публика отсутствует, то, хоть разбейся в лепешку, усилия тщетны и удовлетворения никакого.

Злосчастный коротышка явился тем же вечером.

– Слугу вашего лорда арестовали, – довольным голосом провозгласил он. – Тито повздорил с офицером, ранил его, и теперь лорд выручает слугу из тюрьмы.

– И что? – Алджернон ничего особенного в поступке слуги не видел: мало ли вздорных итальяшек ссорятся на улицах Равенны, особенно в поздний час.

– Слугу выпустят, а лорд уедет отсюда. Его синьора тоже вынуждена уехать. Не находите совпадений? – он ухмыльнулся. – А уж пишет ваш лорд совсем странное произведение. «Каин!» – он перекрестился. – Боже, упаси нас от такого поэта!

Начало лета не предвещало ничего хорошего. Алджернон проводил ненавистного гостя и вернулся к собственным размышлениям. В Равенне ничто не предвещало неожиданных поворотов судьбы. Карбонарии затихли. На их место потихоньку заступали греки в попытках завоевать свободу своей стране. Байрон? Его положение, одновременно такое шаткое и ничем непоколебимое, оставалось устойчивым. Именно таковым – устойчиво-шатким.

– Никто не принимает его всерьез, – размышлял Алджернон. – Он преклоняется перед Вальтером Скоттом. Надо бы почитать этого шотландца. К чему такая жаркая переписка, такая пылкая любовь? Раздобыть бы книжек, но в нынешней ситуации сие дело непростое! Я раздобыл кое-какие стихотворения самого Байрона. Интересно, он написал в день своего рождения – в конце января – следующие строчки:

Алджернон снова прошелся по комнате.

– Верно сказано! Ничего после нас не остается! – он сел на стул и уставился на чистый лист бумаги. – Здесь и не поужинаешь толком. Говядина жесткая, – Алджернон вздохнул. – Женщины вздорные, чуть что – разводись. Понять лорда можно. Он тоже – между двух огней. Куда девать маленькую дочку, не знает. А я мог бы дать ему совет, но не дал бы… – писать не хотелось, да и слов не находилось.

Что писать: лорд Байрон при хорошей погоде баловал себя ездой на лошадях и стрельбой из пистолетов. Он явно не стремился оставить при себе графиню, но и отпускать ее обратно к мужу не желал. Его разговоры о независимости Италии и революциях были следствием полного отсутствия иных развлечений. Лорд беспокоился о судьбе маленькой дочери, взятой им на попечение, да лучше бы отправил обратно к матери…