Некоторые части гостиной были освещены лучше, некоторые хуже, но в целом запись оставалась четкой. Рэнди снова направил камеру на диван и шагнул ближе для лучшего обзора. Дуни одной рукой стаскивал со Стейси белье, пальцы другой уже были у нее внутри. Рэнди заорал, а потом истерически захихикал: «Боже, чувак!» Грег перегнулся через спинку дивана и легко похлопал Стейси по щекам: «Эй! Есть кто дома?»

Она застонала, безуспешно пытаясь уклониться от шлепков, и нетвердо поднесла руку ко рту, будто отгоняла надоедливую муху. Глаз она так и не открыла. «Сейчас мы разбудим эту Спящую красавицу», – прорычал Дуни. Дикон и Грег зашлись хохотом. Дуни приподнялся, мокрый от пота, и расстегнул ремень и джинсы. Затем он начал стягивать рубашку, крича: «Детка, дружок на пороге!»

«Дуни! Где у тебя музло включается?» Камера сделала поворот. Реджи вынырнул из угла гостиной, и у него округлились глаза. «Ох, мать!» Камера крупным планом снимала его лицо, пока до него доходило, что происходит на диване. «Да ладно, чувак!» И он разразился смехом, будто пятиклассник, впервые услышавший шутку про члены. Когда камера снова повернулась к дивану, Дуни уже лежал на Стейси. Пряжка не до конца вынутого ремня хлопала по обивке, пока он ритмично врезался в нее бедрами. Стейси кряхтела и стонала, не в силах открыть глаза. Она понятия не имела, что происходит.

Рот наполнился желчью. Больше всего на свете мне хотелось вскочить и броситься прочь, но я продолжала сидеть перед экраном, будто парализованная. Мозг подавал панические сигналы к бегству, но я знала, что должна остаться. Должна это увидеть. Голоса и лица мешались в кучу. Фокус то расплывался, то обретал четкость.

«Снимите номер!» – заорал Рэнди из‐за камеры. Реджи захохотал в ответ: «Да ладно, такое шоу!» Грег с Диконом ударились ладонями над спиной Дуни. «Дальше твоя очередь ее будить». Реджи обошел диван и остановился рядом с Грегом. «Рискнешь?» – «Ага. Сгодится вместо дрочева». Дуни наконец скатился со Стейси, которая больше не подавала признаков жизни. Дикон стянул боксеры, на секунду загородив камере обзор, и сменил его на диване.

Камера дернулась, выхватив лицо девушки-чирлидера – подруги Фиби по имени Жанель. Она топталась рядом с первой Трейси, указывала на диван и хихикала: «Боже!» Трейси что‐то прошептала ей на ухо, и Жанель расхохоталась. Кто‐то из них – я не разобрала кто – провизжал «Отсто-о-ой!», и они пропали из кадра.

Камера снова повернулась к Грегу, затем к Дуни. Тот отсалютовал в объектив пивом, сделал мощный глоток и, приосанившись, пьяно заорал: «Что делают флибустьеры? Грабят и насилуют! Г-и-Н, детка-ааа!»

Я ударила по пробелу, и картинка замерла. Таймер остановился на двух минутах семи секундах. Видео длилось четыре минуты, но мне хватило и этого. Я нырнула под письменный стол Линдси, и меня вырвало в корзину для бумаг. По щекам безостановочно катились слезы, а рот наполнялся все новыми сгустками желчи. Наконец я выпрямилась и бросилась в ванную Ченов. Линдси захлопнула ноутбук у меня за спиной.

ЕСТЬ ВЕЩИ ХУЖЕ, чем вопросы без ответа. Некоторые ответы не только не проясняют ситуацию, но еще больше ее запутывают. Вместо того чтобы избавить меня от вопросов, это видео лишь породило новые.

– Как они могут… с этим жить? – спросила я Линдси. Когда я вернулась из ванной, она лежала на кровати, глядя в потолок. – Как могут ходить по школьным коридорам, будто ничего не случилось? Как будто они не были свидетелями…

Голос снова дрогнул от слез.

– Преступления? – закончила за меня Линдси.

– Да.

– Они не считают это преступлением, – ответила она тихо, по‐прежнему не отрывая взгляда от потолка.

– Но как они могут болтать про Стейси и называть ее шлюхой, если видели, что там произошло?

Линдси наконец села и взглянула на меня яркими сухими глазами, в которых плескалась ярость – та же ярость, что переполняла ее голос, когда она заговорила.

– Ты слышала «правила» Рэйчел. Сперва ты привыкаешь к мысли, что Дуни и другие парни имеют право решать, симпатичная ты или нет. Потом – что именно ты должна позаботиться о том, как бы ненароком их не спровоцировать. А потом ты уже не воспринимаешь такие вещи как преступление. Ты думаешь, что Стейси получила по заслугам. Ведь парни – это парни. И если ты надела короткую юбку и напилась в их компании, будь готова к тому, что за этим последует.

Не знаю, сколько я сидела молча, обдумывая эти слова. Наверное, вечность.

– И что теперь?

– Не знаю.

– Надо завтра сходить к мисс Спек, да? Я имею в виду, это меньшее, что мы можем сделать. Рассказать, что мы видели, кто там был.

Линдси только покачала головой.

– Линдси! – Я вскочила и снова принялась вышагивать из угла в угол. – Мы обязаны что‐то рассказать. Иначе расследование так и заглохнет. Эти уроды заявляют, что не виновны. Если мы промолчим, они уйдут от суда. Останутся безнаказанными. И что им тогда помешает поступать так снова и снова?!

Линдси потянулась и схватила меня за руку, наконец прекратив этот безумный марш по комнате.

– Кейт, посмотри на меня, – прошептала она. – Посмотри.

На меня, будто ведро ледяной воды, обрушилось беспощадное осознание нескольких фактов. Первое: Линдси – одна из трех учеников-корейцев в нашей школе. Второе: ее отец – хозяин крохотной клининговой компании. Третье: ее мать по ночам драит чужие офисы.

– Когда мы сюда переехали, отец Дуни стал первым папиным клиентом. И привел ему остальных.

– Но мисс Спек – школьный психолог. Она связана обязательством о неразглашении. Она сможет помочь. – Я почти умоляла, хотя знала, что это бесполезно.

– Я в такой же ярости, как и ты, – ответила Линдси. – Но не могу рисковать. Если мама с папой потеряют работу…

Она не закончила мысль – но это было и не нужно.

– Тогда я обязана пойти к мисс Спек хотя бы одна.

– Я знаю, – сказала Линдси. – Я бы хотела пойти с тобой.

Мы обнялись, прежде чем попрощаться. По дороге домой я размышляла, как завтра встречусь с Рэйчел и Кристи. Как смогу пройти по коридору мимо Трейси и Лерона – или кого угодно еще, кто был на вечеринке в ту субботу, – и притвориться, будто ничего не знаю. А Бен? Он видел запись? Он только делал вид, что ее не существует?

Каждый ответ порождал новый вопрос. Единственное, в чем я была уверена: пути назад нет. Узнав правду, остается двигаться только вперед.

* * *

Альфреду Вегенеру было легче. Все, что от него требовалось, – пережить один день позора на конференции в 1912 году. Когда в среду утром я зашла в класс геологии, Бен и Реджи стояли рядом и над чем‐то смеялись. О чем они говорят? Как Реджи может веселиться, зная, что произошло на вечеринке?

Бен заметил меня и с улыбкой постучал по парте перед собой. «Ну наконец‐то. Иди сюда». Я направилась к своему обычному месту, которое он припасал для меня справа от Линдси. Она поймала мой взгляд и тут же опустила глаза, как будто, если бы мы переглянулись, все бы поняли, что мы видели накануне.