Мешая чай, я думала, что делаю все, что угодно, кроме труда ради победы. Мой добрый друг все так же пел незнакомые мне песни приятным баритоном, который в иное время бы хорошо зазвучал в хоре. Вместо этого он был здесь, бесплатно поил чаем незнакомку и предупреждал людей о том, что он из Чехословакии, чтобы избежать недоразумений.

Мир был болен, мир сошел с ума.

Я уныло потягивала чай, почти что опьянев от его непривычной сладости. Неясно было, что делать дальше.

Мы с Банти ссорились очень редко и каждый раз мирились, всегда мирились, просто поговорив по душам. Мы дружили всю жизнь, поклявшись друг другу, что так будет всегда. И вот теперь Банти думала, что ее лучшая подруга виновна в смерти ее жениха. Это было чудовищно, невыносимо.

На столике напротив, в уголке, кто-то оставил сегодняшние газеты и пару журналов. «Женского Дня» среди них не оказалось, но я вспомнила о том, что меня ждала работа. Какая горькая ирония – я пыталась давать кому-то советы, как им жить, сама же превратила свою собственную жизнь в настоящий кошмар. Решись я написать к нам в редакцию, миссис Бёрд бы меня точно не пощадила.

Открыв сумочку, я вытащила свой верный блокнот, в который всегда записывала то, что могло пригодиться при ответе на очередной непростой читательский вопрос. Сейчас же я хотела понять, что мне следует сказать Банти, как сделать так, чтобы она выслушала меня при нашей следующей встрече. Или написать ей письмо, которое она прочтет, когда сама того захочет.

Никакого плана у меня не было, но стоило с чего-то начать, даже при отсутствии подходящих слов. Разве можно было сдаваться сейчас, когда она больше всего нуждалась в друзьях?

Я отложила ручку, перечитав написанное. Буквы прыгали на бумаге, и получался какой-то жалкий набор слов. На месте Банти я бы разорвала этот листок с убогими каракулями и никогда больше не стала бы читать моих писем.

Положив локти на стол, я опустила голову. Хозяин кафе все еще что-то напевал, подметая пол.

Чуть помедлив, он посмотрел в мою сторону.

– Пейте чай, а то остынет.

Я слабо улыбнулась в ответ, и он тепло взглянул на меня.

– И пишите, – добавил он. – Если тот, кто прочтет письмо, любит вас, он все поймет.

Хотелось бы, чтобы он оказался прав. Должно быть, вид у меня был совсем неважный, так как он отставил метлу и подошел ко мне, похлопав по плечу.

– Поверьте, у меня много бывает таких, как вы. Пишите дальше.

Тронутая его добротой, я подумала о том, как тяжело ему видеть убитых горем людей, что заходят к нему в кафе. Как часто он встречает на пороге таких, как я, и каждый раз пытается их утешить, поит их крепким сладким чаем и поет им песни?

– Спасибо, – ответила я. – Я продолжу.

Он был прав. Я не могла найти нужных слов, и может, все это было бессмысленно, но я должна была постараться все объяснить Банти, сказать ей всю правду. Из-за меня погиб Билл, не было смысла это отрицать. Быть может, она никогда не простит меня, но пусть хотя бы знает, как мне сейчас больно.

Сделав большой глоток все еще теплого чая, я вновь взялась за ручку.

«А я подвела вас обоих» – перечитала я последнюю строчку и продолжила писать.

Я посидела немного, не зная, о чем еще можно ей сказать, но это мог быть мой последний шанс.

Это было невыносимо. Надо было написать еще хоть что-то.

Я все равно буду ей писать.

Я не сдамся.

Сложив лист бумаги, я аккуратно вложила его обратно в блокнот, чтобы не помять. Отправлю письмо сразу, как доберусь домой.

Банти потеряла Уильяма и ненавидела меня всей душой, но я все равно ее не брошу.

Даже если я ей больше не нужна, она все равно останется моей самой лучшей подругой.

Я оказалась права. Вечером зашла миссис Тэвисток – передать, что Банти чувствует себя Превосходно и встанет на ноги уже Совсем Скоро (в это верилось с трудом), и для ее же блага мне не следует ее навещать, врачи и сестры о ней позаботятся.

Не знаю, что именно было известно миссис Тэвисток, но я сразу согласилась, что это будет Великолепно и, Если Так Нужно, я оставлю ее на попечение добрых докторов и умниц-медсестер. Звучало все это так, будто я смотрела шоу в Вест-Энде.

Однако я спросила, могу ли я писать ей письма, скрестив пальцы, – не знаю, что было бы со мной, получи я отказ – на что миссис Тэвисток, на долю секунды засомневавшись, ответила: «Ну конечно». Я была просто счастлива.

Также она настояла на том, чтобы я осталась в нашей квартире наверху, за что я была бесконечно ей благодарна. Хотя вокруг все будет напоминать мне о Банти и Уильяме, а значит, я буду каждую минуту терзаться угрызениями совести, я вполне это заслужила. Кроме того, пожив там еще какое-то время, пусть и недолго, я продолжу быть частью жизни моей подруги. Также это должно было означать, что Банти ничего не сказала бабушке о том, что я виновна в смерти Билла.