Все бригады с Чарлвуд-стрит были на вызовах, и во дворе было пусто. Почти всю дорогу я бежала, чтобы не попасть под начинающийся дождь, и теперь переводила дух и приводила себя в порядок перед тем, как попросить у капитана перевод на постоянную работу. Я даже не знала, у себя ли он – капитан мог поехать на вызов с любой бригадой, но была настроена решительно. В квартире я чуть с ума не сошла от тоски. С этим надо было кончать.

Стянув берет, я стояла, тяжело дыша, и облачка пара таяли в холодном воздухе. В первый раз я пришла сюда с той злополучной ночи. Вторая смена заканчивала работу. Тельма, Джоан, малышка Мэри и кто-то, кто подменял меня. Я сглотнула. Надеюсь, это была не Вера.

Даже если ее там не было, будет нелегко. Меня, конечно, тепло встретят, да только незаслуженно. И еще хуже то, что все они тоже поражены горем. Раньше я думала только о Банти, миссис Тэвисток и Билле. И – самовлюбленно – о себе. Но не о друзьях Билла. А ведь в нашей части в нем все души не чаяли.

Глубокий вдох. Ты справишься, Лейк.

– Не вешать нос, запрягай, Лейк, – сказала я вслух. Выше нос, плечи назад. Будут спрашивать, как там Банти – отвечу, что у нее все Просто Замечательно.

Я вошла с торца, миновав отсыревшую стену, где все ставили свои велосипеды, шагнула на крутую, темную лестницу. Сердце трепыхалось в груди, как глубоко я ни дышала.

Час назад дали отбой воздушной тревоги, и как я и рассчитывала, с первыми лучами зари девочки все еще были в диспетчерской, на этот раз принимая сообщения от жителей Пимлико, попавшим под налет этой ночью. Сейчас звонили те, чьи родные были под завалами, чьи дома вот-вот готовы были рухнуть или сгореть в беспощадном огне пожаров, что возникали словно из ниоткуда, когда уже казалось, что все самое страшное позади.

В диспетчерской все было как и прежде – телефоны и блокноты на столах, карта вызовов на стене, где отмечалось местоположение бригад, большие часы у двери, отсчитывавшие время до конца смены. Джоан была на телефоне, что-то лихорадочно записывая, а Тельма и Мэри делали пометки в списке вызовов. Их было только трое.

Стоило мне войти, как Тельма и Мэри подняли головы, немедленно встали, заскрипев стульями. Мэри в нерешительности взглянула на Тельму, но та уже летела мне навстречу, пытаясь изобразить подобие утешительной улыбки из рода «все-будет-хорошо». Моя ответная улыбка, должно быть, выглядела так же нелепо.

– Привет, – сказала я, и Тельма стиснула меня в объятиях.

– Девочка моя, – повторяла она дрожащим голосом, зарывшись лицом в мои волосы, – бедная моя девочка.

Я едва могла дышать, и с трудом боролась с подступающими слезами. Не хотелось подводить их всех, и я кивнула в ответ, обняв ее.

– Эмми, мне очень жаль, – тихо проговорила малышка Мэри, коснувшись моего плеча, и в ее глазах я увидела слезы. Тель больше ничего не говорила или не могла ничего сказать. Одной рукой я обнимала ее, другой Мэри, а потом, наконец приняв вызов, к нам присоединилась Джоан.

– Эм, – сказала она, и я обняла ее, оторвавшись от Тельмы. Джоан всегда восхищалась Уильямом, надеясь, что ее сыновья будут похожими на него.

– Я знаю, – я пыталась говорить спокойно, но чувствовала, что надежды нет. Я не хотела, чтобы они это поняли. Нужно быть сильнее и тоже поддержать их в эту минуту.

Джоан разжала объятия, взяв меня за руки, и ее глаза тоже заблестели от слез, но она пыталась улыбаться.

– Бедный наш Билл, – прошептала она, качая головой.

Когда крупная слеза, вопреки моим стараниям, все же покатилась вниз по щеке, я забыла о себе, и даже о Банти.

Дело было не в нас самих. Горестно было то, что мы все потеряли достойного, мужественного друга, который даже не успел получить от жизни все, чего заслуживал. Глупые ссоры, мое чувство вины не имели значения. Важно было то, что Билла больше нет с нами. Его больше не вернуть. Здесь, на станции, в это невозможно было поверить.

Я с ужасом ждала этой встречи, боялась, что они узнают, что это я во всем виновата. Но конечно, никто из них не знал, что случилось на самом деле, только что Билл погиб, а Банти оказалась в больнице.

Джоан, Тельма и Мэри, как тысячи других людей, проводили дни и ночи в тяжелой, порой опасной работе, помогая спасать незнакомых людей, которых никогда не встретят. Но сегодня с ними не было их друга. Сжав зубы, делать свое дело – совет хороший, но стоило признать, что это было страшно и несправедливо. Вся эта война была страшной, омерзительной и несправедливой.

Не звонил ни один телефон.

Чуть помедлив, я отпустила Джоан, смахнула слезы и взяла ее и Мэри за руки. Так мы стояли посреди диспетчерской вчетвером, держась за руки, словно на школьном тайном собрании друзей.

Я первой нарушила молчание, желая сказать что-то, что облегчит боль нашей общей утраты.

– Ну же, девочки, – мой голос дрожал, но я старалась говорить уверенно. Взглянув на Мэри, я добавила:

– Не плачьте. Выше нос.

Прошло всего четыре месяца с тех пор, как ее старший брат пропал где-то в Италии, и теперь она плакала, потеряв сразу двух близких. Я крепче сжала ее руку в надежде, что я для нее сейчас – как старшая сестра. Она едва заметно улыбнулась мне.

– Умница, так держать, – шепнула я.

Настала очередь Тельмы.

– Вы только посмотрите, – она шмыгнула носом. – Разве можно так реветь? Мы же в форме, и вообще…

Джоан героически подхватила падающее знамя.

– А что бы сказал на это Билл, а? – вдруг ее голос сорвался, и она дважды повторила: «Боже, боже мой…»

Девочки старались изо всех сил, и это было невыносимо.

– Что ж, – медленно проговорила я. – Билл был бы удручен, увидев, что мы все так убиваемся, но думаю, что он бы все понял. И попытался бы нас подбодрить.

Говорить от его лица было сплошным кощунством, но это подействовало. Девочки одобрительно закивали и заулыбались.

Снизу послышался гул мотора. Первая бригада вернулась с вызова.

Малышка Мэри в панике схватилась за платок. Джоан и Тельма тоже. Никто не хотел быть застигнутым врасплох.

– Не спешите, – предупредила я. – Они еще паркуются. Спущусь к ним через минутку.

– Спасибо, золотце, – высморкалась Тельма. Она выпрямилась, а затем спросила, что с Банти.

– У нее все просто замечательно, – выдала я заготовленный ответ. – Но ей нужно время, чтобы полностью поправиться.

– Ты ведь передашь ей привет от нас, правда? – спросила Тель, и я кивнула, чувствуя дурноту.

На станцию возвращались другие бригады, мужчины кричали, переговаривались. Вот-вот кто-нибудь из них должен был подняться наверх, попросив чаю.

– Пойду-ка я вниз, – сказала я в надежде, что это прозвучит бодро.

– Они тебе обрадуются, – сказала Джоан.