— А деньги? Он не жадный, этот твой Малинников? — спросила Варвара, отчего-то краснея. И почему-то ей захотелось услышать, что Малинников — жадный, дает ей денег только на самое необходимое, унижает Аню, когда она намекает ему, что ей нужны деньги. — А?

— Он не жадный. У меня карточка. И я могу снимать любые суммы.

— И тебе не скучно? — Варя покраснела еще больше, понимая, что у нее сейчас от зависти поднимется температура. «Ну почему, почему все так? Почему Аньке все, а мне — ничего?!»

— Нет, — пожала плечами Аня. — Больше того, деньги дают чувство свободы.

И вдруг до нее словно дошло все то, о чем думала Варвара.

— Слушай, Варя! Может, ты присмотрела себе что-то в магазине? Так ты только скажи, я тебе с радостью куплю. Я теперь могу! Виталий меня не контролирует. У него много денег. На самом деле очень много денег. И я могу решить какие-нибудь твои проблемы… — Она даже оживилась. — Ты только не стесняйся, хорошо? Мы же с тобой подруги! Я знаю, что ты — актриса и должна хорошо выглядеть. У тебя небольшая зарплата, а работаешь ты, как лошадь. И если у тебя что-то и появляется, так это только после заграничных гастролей. Послушай, я тут сижу и рассказываю тебе о том, как я откровенно ленюсь, а ты, наверное, думаешь о том, как тяжело жить тебе и как все несправедливо в мире? Ты права. Но мы это исправим!

И Варвара увидела, как загорелись глаза Анны, как она оживилась, взбодрилась. Вскочила и заметалась по квартире, одеваясь на ходу.

— Давай собирайся, поедем по магазинам! Да мы оденем тебя, как куклу!

Варвара смотрела на нее и спрашивала себя — не снится ли ей все это? Никогда еще она не видела, чтобы Аня так возбуждалась. Неужели на нее подействовал алкоголь? Но она и выпила-то совсем немного!

— А у тебя точно неприятностей не будет?

— Нет, — уверенно произнесла Аня. — Он ничего не заметит. Уверяю тебя. Даже если я куплю себе три квартиры или пять. Говорю же… — И тут она приблизила свое порозовевшее лицо к Варе и обдала ее ароматом духов, которыми только что надушилась. — …Говорю же, он очень богат, понимаешь? Очень!

Адам, муж Глафиры, работал барменом в ресторане «Ностальжи».

— У нас новое дело, Адамчик. — Глафира взобралась на высокий табурет и с любовью посмотрела на проворно работающего за стойкой мужа.

В ресторане она заметила только постоянных посетителей, кое-кто поздоровался с нею кивком. Она была уверена, что они воспринимают ее не столько в качестве жены Адама, о чем им было, несомненно, известно, сколько как правую руку, помощницу Лизы Травиной, известного в городе адвоката, и это, как Глаше казалось, сильно поднимало ее в глазах окружающих. Быть может, поэтому она и держалась с таким достоинством и важничала напропалую даже перед Адамом.

— И что же это за дело такое? — Адам бросил на нее нежный взгляд и принялся разливать коктейли в бокалы.

— Постой. Дай-ка я угадаю, что это за коктейль. — Глафира поднесла к носу стакан. — Адамчик, я чувствую здесь текилу, мой любимый «Куантро» и сок лайма! Так?

— Так, ты угадала.

— Значит, «Маргарита»?! Вот и мне, пожалуйста, тоже «Маргариту», только соль на край бокала не клади. Обойдусь.

Подошел официант и забрал готовые коктейли. Адам принялся наполнять шейкер текилой.

— Ну, так что за дело-то? — повторил он.

Глафира проводила грустным взглядом удаляющуюся спину официанта, уносившего коктейли.

— Знаешь, дело как дело. Ничего особенного. Просто одна женщина пропала, вот и все. Скорее всего сбежала с любовником, да только никто не знает, с кем именно и куда она уехала.

— У вас женщина пропала, а у нас полгода тому назад исчез гардеробщик, Борис Трубников. Причем вместе со своими детьми. Не вышел на работу, и все. Не позвонил, не предупредил.

— Как это — исчез? Да еще и с детьми? И сколько же у него детей? Какого они возраста?

— Три, пять и семь лет. У него жена умерла два года тому назад. И они, потеряв мать, очень трудно жили. Он нанял соседку, чтобы она присматривала за детьми, и практически отдавал ей всю свою зарплату.

— Не понимаю… А на что же они жили?

— Наш хозяин разрешил ему брать еду домой. Вернее, он поручил нашему администратору лично готовить пакет с продуктами для Трубникова.

— У вас очень интересный хозяин!

— Сама знаешь.

Глафира была лично знакома с владельцем ресторана, Михаилом Агишиным. Невысокого роста человек, с умным лицом и печальными глазами, он производил довольно-таки странное впечатление на тех, кто видел его впервые. Ну никак не походил он на хозяина ресторана, смахивал скорее на завхоза деревенской столовой, чем на владельца престижного, дорогого заведения, расположенного в самом центре Саратова. Родом из провинциального городка Иловатска, он, крепко встав на ноги в большом городе и неслыханно разбогатев, продолжал, однако, поддерживать связи со своими земляками. Адам когда-то рассказывал Глафире, что Миша очень трепетно относится к своим корням, к землякам, и, поскольку ресторан находился неподалеку от мощной транспортной артерии города, где имелись автобусные остановки многих пригородных маршрутов, в том числе и на Иловатск, то он разрешил односельчанам ожидать нужного им рейса в специально отведенной для этого комнате ресторана, позади гардероба, и даже кормил их обедами с внушительной скидкой. Кроме того, он давал своим землякам подработать, охотно скупая у них соленые грибы, гусей (накануне Рождества и Нового года), мед, баранину и даже яйца.

Поэтому Глафира и не удивилась, узнав, что он помогал своему многодетному гардеробщику, снабжая его продуктами.

— Ты, может, думаешь, что Борису отдавали объедки? — вдруг спросил Адам.

— Да нет, не думаю.

— Так вот. Ничего подобного! Это были уже готовые блюда — мясо, выпечка, еще — масло и даже молоко. К тому же поговаривали, что Агишин время от времени дает Борису и деньги. А еще говорили, что он советовал ему продать его квартиру в городе и перебраться в Иловатск, где жить ему было бы проще. Агишин открывает там колбасный цех, скорее всего он устроил бы Трубникова туда, с хорошей зарплатой.

— Сколько же лет этому Борису, если у него трое маленьких детей, а сам он, судя по всему, еще не старый, а работал всего лишь гардеробщиком?

— Ему тридцать с небольшим. Но у него инвалидность — больная нога. Вот такие дела.

— Ты случайно не знаешь, когда именно он исчез?

Глафира спросила его об этом просто так, понимая, что вряд ли исчезновение гардеробщика «Ностальжи» как-то связано с делом Веры Нечаевой. И удивилась, услышав:

— Он не вышел на работу шестнадцатого июня прошлого года. Я отлично помню этот день, потому что это день моего рождения. И мне тогда пришлось совмещать свою работу бармена с обязанностями гардеробщика. Хорошо, что посетителей в тот вечер было не так уж много.