— Какая же ты жестокая все-таки, Лиза, — упрекнула ее Глафира. — Нет бы предположить что-нибудь не такое страшное…

— Да ты пойми, Глаша, что от моих версий все равно ничего не изменится, но не забывай также, что я практически каждый день сталкиваюсь с убийствами, самоубийствами, человеческими подлостью и слабостью в различных проявлениях. Поэтому лучше уж вообразить самое худшее, чтобы потом, если окажется, что я ошиблась, вздохнуть с облегчением.

— А что мы с Верой Нечаевой будем делать?

— Понятия не имею, — отозвалась беспечным тоном Лиза. — Попытаемся ее поискать. Надо опросить всех общих знакомых Нечаевой, Халина и Наумова. Может, кто-то что-нибудь и скажет. Работать надо, Глашенька, работать!

Выпив чашку кофе, Глафира позвонила следователю прокуратуры Сергею Мирошкину. Так сложилось, что вот уже пять лет они — Сергей и Лиза — зачастую вели параллельные дела и оказывали друг другу всяческую поддержку. Вот и сейчас Глафира знала, что он сделает все от него зависящее, чтобы помочь в поиске Веры Нечаевой.

— Сережа, привет, это Глафира.

Она пересказала ему суть проблемы, и он обещал перезвонить, как только что-нибудь выяснит. Сама же Глафира, чтобы не тратить время зря, отправилась в контору «Железный двор» (внизу таблички под русским названием было красиво выведено английскими буквами «Iron court»), где, по информации сожителя Нечаевой, Халина, еще полгода тому назад Вера мыла полы.

Скромный офис и какая-то пришибленная секретарша в открытом цветастом платье, играющая в компьютерную игру — падающие цветные шарики. Занятие для дебилов.

— Вера Нечаева? Да, была у нас такая уборщица.

Секретарша (ее звали Лена), не в пример многим другим секретаршам, с которыми Глаше приходилось иметь дело, с удовольствием отвлеклась от игры и с воодушевлением приняла участие в разговоре:

— Я слышала, что она пропала. Исчезла. Но сейчас исчезает такое количество людей!

Окно в приемной было открыто, и голос молодой девушки, вполне довольной своей жизнью, накладывался на уличный шум, шелест листвы, звуки города. Тихая мирная обстановка, никак не вяжущаяся с темой разговора. Ведь пропал человек. Исчез. Возможно, умер!

— Чем занимается ваша контора?

— Черным металлом. Правда, говорят, что мы скоро закроемся, но пока еще мы на плаву.

Глафира поняла, чем занимается «Железный двор». Это на их площадки стягивается огромное количество бесхозного металла. Это к ним алкаши-мародеры несут медные кладбищенские таблички, оградки, это для них обрываются электрические провода…

— Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь ценное о Вере Нечаевой? — спросила она.

— Конечно, могу. Вера была очень приятной молодой женщиной. Она чисто прибиралась у нас, даже оставалась допоздна после корпоративов. Тихая, незаметная женщина. А еще — очень несчастная. Она хоть и замазывала свои синяки пудрой, но все равно ведь все видели, что ее бьют. Это в теплое, солнечное время года ей хорошо было ходить в темных очках, чтобы спрятать разбитое лицо, а зимой… Не представляю, как она мыла полы на лестницах! Между прочим, она была красивая, это многие отмечали. И не понимали, зачем она продолжает жить со своим пьяницей-мужем. Да она при желании могла бы выйти замуж за хорошего человека!

— Лена, вспомните, пожалуйста, последние ее дни, которые она проработала у вас, может, случилось что-то, что вы запомнили? Какой-то звонок, обрывок разговора, может, она сама вам что-то рассказала…

— Вообще-то она ничего о себе не рассказывала. Да и что ей можно было рассказать, если ее любовный роман был, как говорится, налицо? Вернее, на лице. Нет, ничего она не говорила. Ни с кем по телефону не разговаривала, так, чтобы я слышала. Но некая особенность мне запомнилась. Понимаете, Вера всегда была какая-то потухшая, грустная. Оно и понятно, чему тут радоваться, когда тебя твой мужик бьет? А незадолго до своего исчезновения она ходила в каком-то приподнятом настроении. Улыбалась. И даже губы у нее были накрашены!

— Может, у нее возник роман с кем-нибудь из ваших работников?

— Нет, не думаю. Здесь, в офисе, работают в основном женщины, а мужики пашут на площадках да в разъездах бывают… Нет, я бы тогда заметила. Но что-то в ее жизни произошло, это точно. Я даже подумала — уж не нашла она себе хорошую работу?

— Но почему вам в голову пришла мысль только о работе? Почему, к примеру, вы не подумали, что она встретила подходящего человека?..

Глафире почему-то хотелось, чтобы счастливое лицо женщины связывалось в первую очередь с переменами в ее личной жизни. Это было бы естественнее. Но вот и секретарша говорит почему-то про работу. Как будто бы это и есть великое женское счастье!

— Просто у Веры было такое нежное лицо, она, чувствовалось, была интеллигентной, начитанной женщиной, но ей приходилось мыть полы в комнатах, на лестницах, в туалетах. Мы все понимали, что это как бы временное ее занятие, рано или поздно она все же найдет более приличную работу. Вот поэтому, когда я увидела, что она радуется чему-то, сразу подумала именно о работе. Да, знаете, почему я не подумала о том, что в ее жизни появился другой мужчина? Да потому, что она так много и долго терпела издевательства своего мужа и не уходила от него, поневоле думалось, что она — однолюбка, понимаете? Что она в принципе не может полюбить другого мужчину. Она была как бы олицетворением той самой русской женщины-мученицы, жертвы, всю жизнь терпящей унижения от своего мужа-тирана. Вот в Штатах, к примеру…

Глафира слушала рассуждения секретарши о невозможности подобной ситуации с домашним насилием в другим странах вполуха. Жаль, думала она, что ничего нового о Вере Нечаевой она так и не узнала.

— Подождите… Кажется, я вспомнила! Она купила новое платье. Очень красивое. И примеряла его тут, у меня в приемной, в обеденный перерыв.

— Так, может, это и было причиной для ее хорошего настроения? — вяло предположила Глафира.

— Наверное, да. Но все равно я подумала тогда, что платье это она купила не случайно, она собиралась куда-то в нем пойти…

— Устраиваться на новую работу?

— Ну да.

— Может, она все-таки что-то сказала, кружась перед зеркалом?

— Постойте. Надо вспомнить…

Секретарша закрыла глаза, и Глафира увидела, как затрепетали ее длинные, тщательно накрашенные ресницы. В сущности, Лена была очень привлекательной девушкой, да и сердце у нее было добрым. Интересно, какие отношения ее связывают с хозяином этого «железного двора»?

— Знаете, она говорила что-то про подарок. Да, точно, — Лена подняла указательный пальчик кверху и поднесла его к своим накрашенным губам, как припечатала. — Она спросила меня, что лучше — миксер или кофеварка? Вот, точно! И как это я тогда не обратила на это внимания? Да она наверняка собиралась к кому-нибудь на день рождения, потому и радовалась, бедняжка. И платье купила!