class="p1">Она кашлянула, повернулась вправо, влево и хлопнула в ладоши:

– Пусть утолят нашу жажду, да поскорей! Что пьет наш хорошенький целитель?

– Воду.

Прикрыв глаза, она покачала головой и вздохнула:

– Нет. Этого я не выношу. Может, вина? Я покупаю его по цене лазурита. Соглашайся, тогда я буду чувствовать себя не такой эгоисткой.

– Пожалуй, вина. С удовольствием.

Она крикнула куда-то:

– Вина, дорогуши!

Появились четверо слуг, гибких и молчаливых, похожих на танцовщиков. Они налили нам густого гранатового вина, внесли чаши со смоквами и миндалем, а также блюдо с медовыми пирожными. Точно как тот, что сопровождал меня, ее эфебы носили волосы собранными в высокий круглый пучок. Под прозрачными туниками проступали мускулы, на которые исподтишка поглядывала Кубаба. Взмахом руки она отослала их:

– Спасибо, дорогуши.

Слуги исчезли за ширмами. Царица Кубаба поднесла чарку к губам, мгновение подержала нектар во рту, щелкнула языком и проглотила:

– Чудесно! Мне поставляют его левантинские[45] торговцы. Тебе нравится?

– Очень насыщенный вкус!

– Мой управитель доставит тебе его.

– За какие заслуги?

– Ты будешь моим лекарем.

Она выпила вторую чарку.

– Я тебя пугаю, ты думаешь, я слабоумная… Может, ты и прав. Я ничего из себя не корчу, не изображаю мудрую правительницу, а просто вываливаю все, что тревожит мою башку, эту старую тыкву. Я уже давно слыву идиоткой.

– Что обманывает только идиотов.

– Их много. Первым, кого я обманула, стал мой отец, бедняга, – да хранит его Забаба, – потом мой муж, милый и нежный. Ты, разумеется, их не знал, славные люди: прямые, отважные, они привлекали прекрасных женщин, но прекрасные женщины не привлекали их. Зато я их развлекала. Таким способом я добилась своего места.

Она икнула, и плечи у нее поднялись, словно от посетившего ее раскаяния.

– Да, согласна, я выбрала, что полегче. Умному гораздо проще изображать дурака, чем наоборот; да дураку просто не под силу прикинуться умным. Одна из моих тетушек, принцесса Бетюма, которая подарила супругу четырнадцать детей, пыталась одурачить свое окружение, проявляя хитрость, каковой не обладала. Она была всего лишь брюхом, а полагала себя мозгом. Ну и посмеялась же я с ней! Или скорее, над ней! Полная дура, абсолютная тупица, совершеннейшая бестолковщина. Однако будем справедливы и отдадим ей должное: ее глупость граничила с гениальностью. Ах, эта милая Бетюма до сих пор меня вдохновляет. Ну да, есть незабываемые люди… Это как песни: ты замечал, что чем они глупее, тем легче запоминаются? У тебя не так? А у меня так. Нелепицы подхлестывают мою память. Что скажешь? Ах да… Мой муж, великий воин, колосс, с ручищами шириной с мою грудь, сангвиник – за что и поплатился, бедняжка, умер совсем молодым… Нет, вовсе нет, это не то, что… О-ла-ла! В этой прогнившей башке все мысли путаются…

– Так зачем ты меня позвала?

– Прекрасно, что ты следишь за нашей беседой! Следи за двоих, потому что я слишком часто сбиваюсь с прямой дороги в кусты. Кстати, о кустах: мне с Востока привезли кустик, на котором появляются желтые лепестки в форме стрекозы. Красота немыслимая. Ты интересуешься цветами?

– Растениями в целом. В них живут Души и Духи, которые усмиряют или раздражают наши органы.

– Так ты и правда целитель! Я просто обалдеваю от твоей мордашки. Зачем ты просил встречи со мной?

– Это ты призвала меня.

– Допустим. А зачем?

– Поведай мне об этом.

Кубаба уставилась на меня долгим пристальным взглядом. Она умышленно заговаривалась, чтобы проверить своего собеседника. Ее тон изменился:

– Ты пользуешься блистательной репутацией.

– О, я только что пришел в Киш.

– За один месяц ты исцелил больше жителей, чем наши шарлатаны – за десять.

Она опять внимательно взглянула на меня, совсем иначе, чем в начале беседы. Смущенный ее молчанием, я отважился произнести:

– Я прихватил свои снадобья. Кого я должен лечить?

– Никого.

Я был сбит с толку, это ее позабавило.

– До чего ты славный, когда не понимаешь! Обожаю… Если мы станем видеться, я буду часто тебя удивлять.

Без всякого перехода она вдруг нахмурилась:

– Сейчас лечить некого. Бойня случится гораздо позже.

– Бойня?

– Мы будем переступать через трупы. Если только он сразу не захватит меня, меня и только меня одну. В таком случае тебе придется возвращать к жизни всего одну старуху.

– О чем ты говоришь? О бедствии? Об эпидемии?

С тех пор как я бродил по Стране Кротких вод, мне неоднократно описывали опустошительные болезни, которые распространялись со скоростью половодья. Этим молниеносным заражениям способствовала городская жизнь, когда сотни людей теснились в ограниченном пространстве.

– О нем! – резко бросила Кубаба.

– О ком «о нем»?

– Как, разве я не сказала тебе? Возможно… Я всегда опасаюсь, что призову его, назвав по имени. Вот я и воздерживаюсь его произносить. Царица не сумасшедшая.

Она сделала над собой усилие и прошептала:

– Нимрод.

Черепаха содрогнулась, готовая вжаться в свой панцирь. После короткого колебания она схватила лежавшую у нее на коленях глиняную табличку и помахала ею:

– Ты читаешь?

Судорожно сглотнув, я решил преувеличить свои успехи в чтении символов: я кивнул. Она протянула мне послание. Пока я читал, она, глядя в сторону, растирала распухшие пальцы.

– Царь Бавеля нанесет мне визит в полнолуние. Ситуация обостряется. С первого дня своего правления он прилагает все силы, чтобы завладеть моим городом и моими нивами. До прошлого года он вел себя пристойно, потому что надеялся, что я издохну. Это было очень любезно с его стороны, а главное, избавляло его от необходимости расходовать солдат и истреблять мой народ, который он рассчитывает поработить. Разумеется, я помогала ему запастись терпением: при каждой встрече я старалась выглядеть еще уродливее и древнее, что не представляло для меня ни малейшей трудности. У него на глазах я буквально разваливалась. Однажды я так раскашлялась, что и вправду чуть не померла; в другой раз я говорила глухо, как охрипшая змея; в третий раз я уже не произнесла ни звука. А в последний раз я принимала его лежа в постели и даже описалась – специально, чтобы его порадовать. Но теперь с меня довольно. Мне больше ничего не придумать, и к тому же он догадался, что я над ним издеваюсь. Нимрод кто угодно, только не болван.

Она умолкла и замкнулась в себе.

– Он меня уничтожит.

– Прости, что?

– У него больше нет времени разводить церемонии. По словам его архитектора, ему требуется тысяча человек, чтобы делать обожженный кирпич, две тысячи, чтобы его класть, три тысячи, чтобы отвести канал и освободить участок, на котором он возведет свою новую башню, и дополнительно еще тысяча –