Лукиянович проводил Феликса до берега, где стояли шлюпки, на одной из которых можно добраться до флагманского корабля. По пути он рассказал одну смешную историю.

После вчерашнего артиллерийского обстрела крепостная стена между первым и вторым бастионами проломилась. Неприятельские солдаты покинули бастионы. Неожиданно там появился какой-то русский матрос. Вокруг него летели пули, а он стоял. Начальство взволновалось, бросилось выяснять, в чем дело. Оказалось, что матрос заключил пари, и выиграл: помочился на стену.

— Жалко, что за такие поступки не награждают, — рассмеялся Феликс.

Два приятеля распрощались сердечно. Лукиянович пообещал позаботиться о коне Феликса, а тот в ответ обязался информировать обо всем, что происходит на «Париже».

3

Флагманский корабль представлял собой настоящий плавучий дворец. Феликса изумляло все виденное. Красота корабля поражала с первого взгляда: изящество линий, тонкость деталей. Он восхищенно рассматривал «Париж» как произведение искусства, был удивлен изрядной чистотой и порядком… На корабле блестело все: и деревянные части, и металлические, и белые паруса. И если бы эта плавающая сказка, как Феликс назвал для себя корабль, не качалась так усердно, непрерывно и упорно, он бы поверил, что является наисчастливейшим человеком. Но… качка была ужасна, непереносима, хотя на поверхности моря не было заметно никакого волнения. Море было гладко как скатерть, а желудок Феликса Петровича разволновался сразу же с первым шагом на борту корабля.

На «Париже» было шумно, нервно и напряженно. Заседал военный совет под председательством самого императора. Феликс сразу же узнал повестку совета. Оказалось, что и здесь есть его приятели. Прежде всех он наткнулся на Сашу Суворова. Тот стал кем-то в свите императора. По ходу совещания он бегал то вверх, то вниз. Суворов посоветовал Феликсу сходить на ют, куда Антон Антонович, который прибыл сюда двумя днями раньше, отправился, выйдя из зала заседания.

— Куда, куда? — не понял Феликс.

— На корму, — снисходительно усмехнулся Саша. — Приподнятая часть кормы называется ютом. Там установлена подзорная труба. Тебе будет небезынтересно глянуть в нее.

Но прежде чем он успел добраться до подзорной трубы, Феликс встретил Комарова.

— О, вот это встреча! Здравствуй, дорогой!

Комаров без энтузиазма ответил на приветствие. Он вяло усмехнулся, взгляд его был рассеянным.

— Комаров, что с тобой, брат? И каким ветром тебя занесло на «Париж»?

Комаров выглядел взволнованным, и чувствовалось, что ему хотелось поделиться своими заботами с близким человеком. Он рассказал, что был назначен адъютантом князя Евгения Вюртембергского. Корпус князя выдвигался к Варне. От болгар, которые усердно старались помочь русским, узнали, что на пути корпуса имелось большое турецкое войско. В корпусе не было специального разведывательного отдела, такой имелся только при штабе армии, а там посчитали несерьезным такое сообщение. Некоторые даже высказывались, что князь постарел и стал пугливым.

— Наш корпус там едва насчитывает десять тысяч человек. Если от их небрежности или безответственности нашим ребятам придется сражаться против многократно превосходящего нас противника… понимаешь, Федя, ты понимаешь, что может случиться?

— Да, плохо будет! — сочувственно покачал головой Феликс.

К ним приблизился генерал Делингсгаузен. Рядом с ним шел человек в цивильном платье. Феликс Петрович узнал его. Это был Александр Некович. Они поздоровались, и Феликс удивился тому, какая у него горячая ладонь.

— Комаров, я вас искал, — произнес генерал. — Передаю вам письмо князю Евгению. В нем все написано, но и вы должны об этом знать. Командование решило произвести солидную разведку, чтобы положить конец всяким предположениям. Мы отправляем на юг специальный отряд, так что будьте спокойны. Передайте мое почтение князю Евгению.

Генерал пожал руку Комарову, пожелал ему успешного пути и после этого повернулся к Феликсу Петровичу.

— Рад встретить вас. Доверяю вам господина Нековича. Работа с ним входит в ваши нынешние обязанности. Познакомьтесь, а мне надо вернуться на заседание военного совета.

— Мы уже познакомились под Шуменом, — ответил Феликс Петрович. Он был обрадован этой встрече, но бледное лицо и лихорадочный вид болгарина встревожили его. — Вы нездоровы, господин Некович?

— Похоже, лихорадка. Но я продержусь до решения нашего вопроса. Генерал Делингсгаузен представил его на рассмотрение императора. — Александра Нековича трясло от приступа лихорадки, несмотря на очень жаркий день.

— Я испытываю беспокойство по поводу того, — сказал Некович, — как воспримет император наш меморандум. Как бы его содержание не возбудило раздражения царя.

— А каково, в сущности, содержание вашего меморандума? — поинтересовался Феликс Петрович, чувствуя себя уже специалистом в данной области.

— Ничего нового по сравнению с тем, что сам Софроний Врачанский писал в предыдущем меморандуме Александру I. Мы только дополнили его данными о нашем участии в прошлой войне… выразили большие надежды на освобождение от турок с помощью великой Руси.

Некович почти дословно передал содержание меморандума. Там написано, что Россия оставила бедную Болгарию на произвол Порты, в то время как Сербия, Валахия и Молдавия, а по окончанию этой войны и Греция, будут свободными независимыми государствами под покровительством России. В меморандуме говорилось:

«… несколько раз наш несчастный народ получал обещания Русской державы о покровительстве, но, к несчастью, такового не был удостоен, а брошен на различные притеснения по причине приверженности православной вере и привязанности к России, от которой болгары ожидают спасения и защиты. Примите под Ваше покровительство этот несчастный народ, рассеянный по разным уголкам турецких владений и и страдающий уже четыреста пятьдесят лет под оттоманским игом, управляемый этой властью не по закону, управляемый беспощадно. И так же, как Его Императорское Величество благоволил принять под свое покровительство Сербию, Молдавию, Валахию и Грецию, мы убедительно молим Ваше Величество проявить милость этому народу как единоверному, чтобы распространить на него такие же права и преимущества, каковыми были облагодетельствованы другие».

— Лучше и не может быть сказано, — одобрил Феликс Петрович. — Ясно, детально и сильно.

— Не впервой подавать нам прошения и меморандумы. Так, с прошением в руках в Петербурге угас Иван Замбин. В царьградской темнице сгнил заживо мой дядя, Атанас Некович. Возможно, и моя судьба будет похожей. Сдается мне, что капитан Георгий Буюкли и его единомышленники идут верным путем. Лучше встретить смерть с оружием в руках, чем с мольбой о милости.

Некович замолчал. Они увидели Делингсгаузена, спешно направлявшегося к ним.

— Сударь, вы передали мне устаревшие полномочия, — торопливо начал говорить генерал. — Нужны новые. Император хочет познакомиться с ними лично, чтобы убедиться в их достоверности.

— О, какой конфуз, простите! — Он вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, развернул его и зачитал текст:

«Эти полномочия даны Александру Нековичу от болгар, как живущих в княжествах, так и по другую сторону Дуная, в Болгарии, производить от нашего имени все действия, служащие