— Уж такой я родилась, — сказала Сюзенна и вздохнула. — Завтра приедут родители. Я должна сказать им, что собираюсь выйти замуж за Додда. Ох, как они рассердятся!

— Но ты ведь хочешь за него замуж, — сочувственно шепнула Майя. — И ты его любишь.

— Люблю… так сильно, что иногда мне от этого больно. Но сегодня мир изменится. Когда ты откроешь Сокровенную завесу… ах, Майя, ведь мир станет совсем другим! Я все время думаю о тех мастонах за океаном. Они так долго ждали! Поймут ли они наш язык? Найдут ли в нас… родичей? — она улыбнулась, наклонив голову.

Майе стало совсем плохо.

— Это при условии, что я сумею открыть Завесу.

— Все начинается с мысли, — твердо напомнила ей Сюзенна. — Для сомнений сейчас не время. Ты должна, Майя, — она сжала руку подруги. — И я верю, что у тебя все получится. Я верю, что Исток подготовил тебя к этому дню.

— Знать бы еще, готова ли я сама, — печально улыбнулась Майя. — Мне… мне не по себе. Я думала, что все будет как положено, но сегодня это все как-то… я даже не знаю, как сказать. Как будто даже воздух не такой, как обычно.

— А по-моему, самый обычный, — заметила Сюзенна. — Тебе душно?

Майя покачала головой.

— Нет, просто все как будто застыло. Я читала, что иногда так случается по воле Истока. Особенно перед какими-нибудь важными событиями. И бабушка это тоже чувствует, я вижу. И альдермастон.

В дверь постучали. Вошел Томас, сенешаль альдермастона. На нем была кремового цвета ряса и плащ в тон. Впрочем, рост выдавал его, даже если лица не было видно под капюшоном. В этом наряде сенешаль очень походил на альдермастона, если не считать ямочек на щеках, придававших его лицу несколько легкомысленное выражение.

— Вы готовы? — спросил он и улыбнулся, сверкнув ямочками. Сюзенна с Майей кивнули и встали со скамьи.

— Закройте лица, — негромко попросил он, жестом указав на капюшоны с вуалями. Девушки повиновались и проследовали за ним в коридор, освещенный лишь фонарем, который нес сенешаль. Стоял поздний час, и коридоры были пустынны. Только тихо шуршали по полу подметки их туфелек.

В ночном небе сияла россыпь звезд, пересеченная лишь полоской облаков на западе. Ступая по влажной мягкой траве, они торопливо добежали до аббатства. У ворот Майя подняла глаза, и у нее засосало под ложечкой. Аббатство высилось перед ней подобно утесу. Леса уже убрали, и полированный камень словно бы светился в лунном свете. Молчаливая громада наполняла душу благоговением, словно то сам Исток выбрался наконец из туго спеленавшего его деревянного кокона. У железной двери в стене аббатства поджидал их, стоя в тени, еще один человек, лицо которого тоже было скрыто вуалью. Человек отделился от стены, и по походке и изяществу движений Майя тотчас же узнала бабушку, в плаще и капюшоне.

Владевшая Майей тревога становилась сильнее. Аббатство вздымалось к небу как гора, рождая в душе те же чувства, что и в прошлом, когда Майя одолевала горные цепи Дагомеи и Мона. Промелькнуло воспоминание об аббатстве Крюи, которое она уничтожила, сама того не желая, и сердце вновь наполнилось горечью и сожалением. Майя сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки, однако тревога не уходила. Что если она повредит Муирвуду? Она любила аббатство, его луга и поля, она прожила здесь всего несколько месяцев, но обрела покой, какого не знала за всю свою жизнь.

Подошла Сабина, взяла ее за руки, сжала.

— Ты готова?

Она старалась говорить бесстрастно, но в голосе ее прорывалось волнение.

— Да, — ответила Майя, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств.

Сабина ласково похлопала по руке Сюзенну и повернулась к аббатству. Процессия в плащах двинулась к дверям. Только Майя осталась стоять на месте. Она не могла сделать ни шага — словно некая сила вселилась в ее ноги и звенела, удерживая ее от движения.

Остальные успели сделать несколько шагов, но затем заметили, что Майи с ними нет.

— Что с тобой? — окликнула, оглянувшись, Сюзенна.

Сердце грохотало в груди у Майи. По жилам разливался жгучий страх. Она не могла пошевелить ногой. Язык с трудом ворочался во рту. Она приказывала себе идти вперед, но тело не слушалось.

Вернулась Сабина, взяла внучку за руку.

— На входе стоит яр-камень. Заставь его замолчать, и он тебя пропустит, — шепнула она.

Майя кивнула, пытаясь переплавить владевший ею страх в решимость. Воздух стал гуще. Аббатство смотрело на нее сверху, и по сравнению с ним Майя ощущала себя букашкой. Она подобралась и разумом потянулась к яр-камню. «Позволь мне пройти», — попросила она.

В сознании ее прозвучал голос, шепот, которому под силу было сокрушить и кость, и камень:

«Тебе запрещено входить».

Задрожав, Майя почувствовала, как сознание покидает ее, взгляд застил черный туман. Сильно кружилась голова. Девушка едва удержалась на ногах.

— Идите, — сказала Сабина Томасу, жестом приказывая ему увести Сюзенну. Подруга оглядывалась на Майю удивленно и озабоченно, хмурилась, но сенешаль взял ее под руку, они беспрепятственно дошли до двери и открыли ее. Свет изнутри на миг ослепил Майю, но вот дверь закрылась, и они исчезли.

Майя в панике уставилась на уходящие в небо стены. Каждый зубец, каждый выступ их был покрыт тонкой резьбой. Камни истекали силой — необъятной, ужасной в своем величии силой, присутствие которой так ясно ощущала Майя.

— Я не могу войти, — задыхаясь, произнесла Майя, вцепившись в бабушкину руку.

— Тебя не пускает яр-камень? — озабоченно спросила Сабина.

— Нет, — призналась Майя, — яр-камень тут ни при чем. Я слышала шепот Истока. Он запрещает мне входить. Я недостойна.

Она спрятала лицо в ладонях и заплакала, ибо горе и отчаяние ее были так велики, что она не могла сдерживать слез. А ведь она никогда не плакала! Воля и стремление к победе покидали ее вместе с потоком слез, и не было им конца. Сабина обняла ее и прижала к себе. У меня на плече отметина, подумала Майя. И татуировка на ключицах. Рано, слишком рано! Она все еще уязвима для Бесчисленных. И аббатство отвергает ее.

— Тише, тише, — приговаривала Сабина. — Я чувствую, что сегодня ночью все должно свершиться. Исток велел мне привести тебя сюда. Быть может, все случилось по иной причине. Не отчаивайся.

— Как же мне не отчаиваться? — жалобно сказала Майя. — У меня ведь больше ничего не осталось. Ничего… ни положения, ни драгоценностей, ни платьев… ни друзей. Я оставила отца. Я потеряла мужа. Разве этого мало? Но Бесчисленные не отпускают меня! — Она сжала руки Сабины. — Я сделаю все, что пожелает Исток, но чего еще он может от меня хотеть?

Сабина подняла вуаль и край капюшона. Откинула капюшон Майи. Встретив ее исполненный сочувствия и мудрости взгляд, Майя почувствовала, как ее обожгло стыдом за собственное неуместное отчаяние. Разве она и впрямь потеряла все? Она обрела новых друзей. Она нашла бабушку. Она была жива, невзирая на все удары судьбы. Она овладела своими чувствами, и где-то на краю сознания зазвучал тихий успокаивающий шепот Истока.