— Идем со мной, — ласково сказала Сабина, беря ее за руку. — Есть одна вещь, которой мы пренебрегли… и, по-видимому, зря. В особых случаях, таких как этот, следует совершить бдение. Надо отказаться от сна, чтобы лучше слышать голос Истока, и тогда Исток поймет, что нам нужен его совет. Я совершу бдение вместе с тобой. Мы не будем спать этой ночью и завтра — столько, сколько потребуется.

Майя посмотрела на нее умоляющим взглядом:

— Но ведь скоро приедет мой отец.

— Знаю, — ответила Сабина, и исходящее от нее спокойствие передалось Майе.

* * *

Они всю ночь гуляли по аббатству и встретили утро на пустошах, над которыми тянулись толстые седые пряди тумана. Бдение — это ведь не просто отказ от сна. Совершающий бдение подтверждает тем самым свою готовность следовать воле Истока, отказываясь от сна и покоя во имя просьбы о помощи. Как правило, бдение проводят в одиночестве, однако Майя с бабушкой отправились бродить по аббатству вдвоем, навестили Сад сидра, утиный пруд, прачечную. В какой-то момент они даже повстречали Аргуса с Джоном Тейтом — Джон заметил, что по аббатству кто-то бродит, а узнав полуночниц, принялся громко жаловаться на то, что его вынудили идти по следу в темноте.

Наутро Майя едва держалась на ногах, однако дух ее странным образом воспрял. Она по-прежнему не понимала, отчего Исток запретил ей входить в аббатство. Впрочем, Сабина посоветовала ей не гадать, а воспользоваться ночной тишиной для размышлений, дабы еще больше открыть свою душу мудрости и свету Идумеи.

— Солнце взошло, — сказала Сабина, похлопав ее по руке. — День будет нелегкий, мне надо приготовиться. Я схожу переоденусь. Приходи на кухню альдермастона, позавтракаем вместе.

Майя в последний раз обняла бабушку.

— Я хочу побывать в матушкином саду, посмотреть, как будут раскрываться цветы.

Сабина улыбнулась и проводила внучку до сада.

— Я так рада, что твоя матушка оставила тебе эту частицу себя. Увидимся за завтраком, милая.

Яр-камень послушно открыл дверь; войдя, Майя надежно заперла ее за собой. Солнце стояло невысоко, и сад был полон теней. Было зябко, и все же весеннее утро было исполнено особой прелести, а над клумбами плыл цветочный аромат.

— Ты меня напугала.

Вздрогнув, Майя резко обернулась. Из-за дерева, протирая глаза, вышел Кольер. Лицо его осунулось и стало строже. Затянутой в перчатку рукой он провел по ветке дерева.

— Обычно я успеваю убраться, заслышав тачку садовника.

— Ты был здесь всю ночь? — спросила Майя, не в силах удержать неистово бьющееся сердце.

— Я не мог уснуть, — уклончиво ответил он. — Думал о тайнах, о том, что они могут означать.

— И как, придумал?

— Увы, — покачал он головой. — Но я так просто не сдамся. Ты удивишься, когда увидишь, как терпелив я могу быть, — многозначительно добавил он.

При этих словах Майя вздрогнула.

— Корриво тоже говорил что-то в этом роде.

— Значит, он тоже читал книгу моего предка, — небрежно пожал плечами Кольер. — Что-то ты сегодня рановато, Майя. Обычно ты приходишь в сад только после занятий. Или тебе тоже не спалось?

Майя неуверенно кивнула, не поднимая глаз от промокших туфель.

— Прости, что испугала тебя, но это мой сад.

— Если ты против…

— Нет, — перебила его Майя, подняв голову. — Я просто извинилась. Значит, ты бывал здесь и после нашей последней встречи.

— Только до тех пор, пока не являлся садовник, — неохотно признал Кольер. — Здесь тихо и безлюдно. У моей матери тоже был такой сад, — он скользнул взглядом по заросшей виноградом стене и подошел чуть ближе, двигаясь сторожко, словно кот. — Я получил твое письмо с извинениями. Вот, думаю теперь, как бы получше на него ответить.

Он поскреб заросшее щетиной горло.

— Ты хочешь о чем-то спросить? — негромко спросила Майя, не в силах отвести от него взгляда. Его глаза, такие голубые, были точь-в-точь как цветы на клумбе, те самые незабудки. Неприкрытое обаяние Кольера и влекло, и пугало ее. Всю свою жизнь она не доверяла красавчикам. Такой мужчина неизменно привлекает женские взгляды… стоит ли рассчитывать на его верность?

— Вопросов у меня много, — настороженно ответил он, — вот только твоим ответам я не могу доверять. Придется обратиться к другим источникам. Отправлюсь-ка я к иным берегам.

С этими словами он отвернулся и пошел к стене.

— Ты либо невероятно коварна, либо до обидного простодушна. Либо… что, кстати, тоже возможно… совмещаешь в себе оба свойства, в зависимости от того, кто сейчас… — он смерил ее многозначительным взглядом и постучал себя пальцем по лбу.

— Я — это я, — твердо заявила Майя, корчась внутри от подавляемых чувств. — И я надеюсь, что никогда больше не буду никем иным. Для этого я и хочу стать мастоном.

— Знаю, знаю, — ответил он — неужели в его голосе звучала боль? Он покачал головой. — А я никогда не мечтал жениться на женщине из мастонов. Эти мастоны такие ханжи. Вечно у них правила. Вечно им надо быть хорошими. Нет, мой отец был мастоном, и как человека я его уважаю. Он учил меня верить Истоку и покоряться его воле, — Кольер скрипнул зубами. — И что же? Его победил король Пайзены. Его казна досталась наглому соседу, которому было мало собственной земли. Половина Дагомеи проклята, а пограничные войны — дело тяжелое и неблагодарное. Мне нужна земля. Мне нужна власть. Я уже говорил тебе об этом и надеялся, что мы достигли определенного взаимопонимания.

Да, вспомнила Майя, он всегда был амбициозен, и блеск в его глазах свидетельствовал о том, что от своих планов он не откажется. Это показалось ей отвратительным.

— Что толку в богатствах и землях, если твой народ нищает, Кольер? — спросила она.

— Что толку раздавать милостыню, когда у тебя больше ничего нет, а твой народ все равно нищ? — огрызнулся он. — Ты писала, что мечтала выйти замуж за мастона. Так вот, я не мастон. Я не верю в Идумею. Ее придумали наши предки, чтобы сковать наш разум цепями веры. Хорошо, давай на миг забудем о наших разногласиях и предположим, исключительно предположим, что ты и впрямь такова, какой хотела изобразить себя в том письме. Ты до сих пор не хочешь, чтобы я сверг твоего отца, так?

Майя коротко кивнула, хотя его недоверие больно ранило ее сердце. По правде говоря, ее раздирали противоречивые чувства, и противоречие становилось все сильней при каждом новом известии об отцовских бесчинствах. Однако пойти против отца она могла бы лишь по воле Истока. Кольера такие мелочи не смущали — но что если, пойдя против столь презираемого им противника, он сам превратится в его подобие?

— Ну еще бы, — хрипло усмехнулся он. — Значит, если наш брак будет сохранен, я окажусь на всю жизнь прикован к девчонке без амбиций и к свекру — тирану и сластолюбцу, равных которому не было в истории! Но свергнуть его нельзя, хоть бы это и пошло на пользу нашим королевствам и тебе лично! — Он гневно воздел руки к небу. — Я женат на простофиле, которая против всякой логики хнычет о мире… и всячески становится на моем пути. А чтобы было еще сложнее, она вдобавок красотка, но ее поцелуй несет смерть.