В Ленинграде к открытию кобальтоносных конкреций отнеслись очень внимательно, выслушали мой доклад, поблагодарили за образцы и фотографии. Выяснилось, что на металлогенической карте Тихого океана в районе гор Маркус-Неккер зияет «белое пятно». Наши подводные наблюдения, образцы и фотографии конкреций помогли геологам это пятно закрыть.

Ленинградские геологи определили содержание кобальта в добытых нами конкрециях и корках: максимум 2,2 %, среднее значение 1,5 %. Для кобальта это очень высокое содержание.

Вот так, по ошибке, было сделано интересное геологическое открытие.

Спустя много лет, когда я уже работал в Министерстве природных ресурсов Российской Федерации, я встретился на одном из совещаний с тем геологом, который устроил мне «холодный душ» на Ученом совете ВНИРО, и долго смотрел ему в глаза, гадая: «Признает он меня или не признает?». Не признал, а, может быть, сделал вид, что не признал. Сам я напоминать ему об этой истории не стал.

Отрицательный в смысле рыбы результат нашего похода на горы Маркус-Неккер имел, тем не менее, определенное научное значение. Мы смогли сделать общий вывод: в океане совсем «пустых» подводных гор не бывает. Если отсутствует рыба (мала биологическая продуктивность), появляются конкреции (высока геохимическая продуктивность); промежуточное положение занимают подводные горы, на которых могут быть и скопления рыб, и конкреции, но только фосфоритовые.

Второй отрицательный «рыбный» результат, полученный нами на подводной горе «1022», имел для рыбаков и положительную сторону. Благодаря нашему «неоткрытию» рыбных скоплений на горах Маркус-Неккер из планов рыбопоисковых экспедиций были исключены все глубокие подводные горы, расположенные в субтропических районах океана, в первую очередь гайоты западной части Тихого океана с глубинами более 1000 м. Тем самым были сэкономлены значительные средства, необходимые для организации рыбопоисковых экспедиций в более перспективные районы.

Как тут не вспомнить фразу, которую часто повторял мой научный руководитель профессор Гершанович: «Отрицательный результат – тоже результат».

Ещё до начала испытаний подводных обитаемых аппаратов в океане мы всерьез задумывались о том, не будут ли опасны для нас морские течения. Хватит ли мощности двигателей подводного аппарата, чтобы преодолеть сильное течение? Погружения в открытом океане показали, что это удается не всегда. Происшествия на Большой Багамской банке и подводной горе Плейто заставили нас быть более осмотрительными при выборе места погружения. Тем не менее, избежать неприятностей, которые нам преподносили морские течения, не всегда удавалось. Но то, что произошло в проливе Дианы, разделяющем острова Симушир и Кетой, было из ряда вон выходящим случаем.

Мы работали на научно-поисковом судне «Одиссей» в районе Курильских островов. На судне находился подводный аппарат «Север-2», на котором мы не раз погружались в глубины моря.

На этот раз мы решили посмотреть, какие животные обитают под водой у Курильской островной гряды. Какие там рыбы живут? Какие виды крабов? Каковы особенности донных ландшафтов? До этого мы погружались возле острова Симушир, который находится в середине Курильской гряды, а теперь решили пойти дальше на север, к острову Кетой. Остров Кетой весь черный, мрачный, в отличие от беленького Симушира. Видимо, вулканическая деятельность на Кетое более активна, чем на Симушире, и выпавший снег быстро тает на прогреваемых магмой склонах. Мрачнее места, чем остров Кетой, я в своей жизни не видел. Даже мурашки по коже бегали при взгляде на этот остров, и в голове бродила мысль: «На Кетой только закоренелых преступников ссылать». Одним словом, моё сердце при взгляде на Кетой чуяло неладное. Но работа есть работа, и эмоции пришлось запрятать в дальний уголок души.

Погружаться под воду решили в проливе Дианы, разделяющем Симушир и Кетой. Место для погружения мы выбрали ближе к острову Кетой, где глубины были около семисот метров. По книжкам мы, конечно, знали, что в морских проливах бывают сильные течения, но о том, что в проливе Дианы нас поджидает сулой, не догадались.

Вот если подумать: что такое Охотское море? Это огромный залив на севере Тихого океана, куда впадает много рек, в том числе многоводный Амур, а также большие реки Уда, Охота, Улья, Ола, Пенжина, Морошечная и многие другие. Все эти реки несут воду в Охотское море. Но куда-то же надо этой воде деваться? Речная вода легкая, не очень-то с морской водой смешивается. Морская вода более плотная, лежит глубже, а поверх нее растекается пресная речная вода. Между ними возникает довольно резкая граница, которую называют галоклином (от слов «гало» – соль, «клин» – скачок, то есть, скачок солености). Получается, что в северной части Охотского моря образуется как бы водяной бугор из пресной воды, которая лежит на соленой «подстилке». Но ведь вода под воздействием горизонтальной составляющей силы земного тяготения имеет свойство растекаться. Если где-то в каком-то месте повышается уровень воды, она обязательно этот уровень стремится выровнять. Так и в Охотском море: избыток речной воды устремляется на юг, в сторону Тихого океана. Путь этой воде преграждает Курильская островная гряда, и вся масса пресной воды стремится вырваться в Тихий океан через проливы между Курильскими островами. Поэтому в Курильских проливах возникают очень сильные течения. Но это мы уж потом сообразили, а тогда просто спустили на воду «Север-2» и начали погружение.

Поначалу всё шло как обычно. Мы наблюдали за маленькими кальмарчиками, только что появившимися на свет, и прочей морской живностью. Постепенно «Север-2» дошел до дна, и стрелка глубиномера застыла на цифре «700». На дне непрошеных гостей (то есть нас) встретили равношипые крабы, которые бросились бежать в разные стороны, когда на них упал яркий луч нашего прожектора.

Я увидел, что дно возле острова Кетой заметно отличается от того, что мы видели у Симушира. Главным отличием было обилие обломков домиков балянусов, или усоногих раков. И грунт был контрастный, черно-белый, в то время как у Симушира – серо-коричневый. Мне нетрудно было дать этому объяснение: видимо, Кетой был сложен в основном базальтами – они почти черные, а Симушир – андезитами серо-коричневого цвета, откуда и разница в цвете грунта. Ну, а белый цвет – это обломки домиков балянусов, которых в таком большом количестве мы на Симушире не видели.

Виды рыб на подводном склоне Кетоя были те же самые, что и на Симушире, причем преобладали пепельные макрурусы. Разве что равношипых крабов на Кетое было больше, чем у Симушира, а взрослых командорских кальмаров – гораздо меньше. В общем, чего-то необычного мы на Кетое не увидели – достаточно ожидаемая картина.

Закончив наблюдения возле дна, мы решили потихонечку всплывать. «Север-2» всплывал примерно так, как альпинист поднимается в гору, то есть «лицом» к склону. Так удобней для наблюдателей, которые видят грунт и всех его обитателей. Нам приходилось преодолевать встречное течение. Временами оно усиливалось, временами затихало. «Север-2» справлялся с течением без особого напряжения.

Но потом скорость течения стала быстро возрастать. Тогда капитан подводного аппарата Николай Сапожников сказал: «А чего, мужики, мы возле дна плывем? Тут течение довольно сильное. Может, мы вертикально вверх пойдем? Батарея у нас подсела, вот-вот энергия кончится, что мы тогда делать будем? Нам надо всплывать по самому короткому пути – строго вверх».