В Троице-Сергиевской лавре хранятся два вклада Ксении Годуновой в период ее сватовства с принцем Иоганном в 1602 году, два драгоценных шитья, по примеру основательницы русской школы лицевого шитья драгоценными нитями Ефросиньи Старицкой (отравленной по приказу своего племянника Ивана Грозного). В костях княгини Ефросиньи, которую отравители силой заставили выпить яд, было обнаружено рекордное количество мышьяка: 12.9 мг при содержании ртути 0.10 мг.

Новодевичий монастырь, пользующийся особым расположением Бориса Годунова после ухода туда его любимой сестры Ирины, был своего рода отдушиной для тревожной царской души в последнее время. Царь приходил туда, подолгу беседовал с сестрой, а иногда брат и сестра, взявшись за руки, как когда-то в далеком детстве, просто молчали, чувствуя родное дыхание друг друга. Во время его царствования, ради украшения места пребывания царицы-инокини Ирины, был полностью обновлен белокаменный Смоленский собор, сделан новый величественный иконостас, поновлены росписи и чудотворные иконы. Для сестры-инокини царь Борис построил новые обширные кельи, прозванные московским народом «Ириниными палатами», с трапезной и домовой церковью во имя Иоанна Предтечи.

Почему-то во время этого посещения неважно чувствующая, плохо передвигающаяся по огромной келье на больных распухших ногах сестра спросила брата:

– Работает еще в Кремле водопровод, который ты построил еще при живом Федоре?

– Работает, конечно, куда ему деваться, как не работать. Почему ты о нем вспомнила?

– Мне его здесь не хватало, – грустно ответила сестра с жалкой улыбкой. – Вода – это живое чудо… Нет или мало воды – и жизнь уходит незаметно, как ты ни цепляйся за нее.

– Хочешь, я тебе проведу водопровод из Москва-реки или хоть из пруда? Только скажи, сестренка…

– Поздно, брат дорогой, забудь об этом побыстрее… Не успеешь построить, как…

– Ты о чем, родная?…

– Умру я скоро, вот о чем, дорогой брат… Знамение видела в ясный полдень, когда звезда на небе взошла и упала – как перечеркнула весь наш род царя, на царство взошедшего.

Годунов хотел сказать что-то в утешение сестре, мол, его тоже мудрые старцы и иноземные астрологи предупреждают об угрозе царству Московскому, но смолчал, только крепче сжал руки Ирины, словно боялся потерять сестру. «Мой нежный, несчастный ангел-хранитель, ты и не догадываешься, как мне будет худо без тебя, душа опустеет и сердце осатанеет, потому что не будет той, с которой мне так хорошо молчать и забыться от хлопот и бедствий текущих царства», – думал Борис Федорович, догадываясь, что любимой, обожаемой им сестре недолго осталось жить на этом свете.

Инокиня Александра свела к минимуму прием помощи иноземных лекарей-медиков после смерти супруга, перейдя жить из царских палат Кремля в келью монастыря. Как ни настаивал брат на необходимости более частой медицинской помощи, «профилактики болезней» по рекомендации иноземцев, она стояла на своем: «Намучилась я с твоими иноземными светилами. Что толку – дитя родила с их помощью. Судьбу Феодосии вручила не в руки Бога, а в руки иноземцев. Так ты меня настропалял, мол, сынка Ивана в руки Господа отдавал по воле наших святых отцов, и что? Пришла пора жизнь свою и жизнь родившихся младенцев в руки современной медицины и врачей опытных иностранных отдавать. Вот и отдали – нет Феодосии, все без толку. Осточертели мне все твои иноземные медики. Сам лечись и обнимайся с ними на радостях излечения». Глухой дождливой осенью, 19 октября 1603 года, не приходя в сознание, Ирина скончалась.

Как и все русские царицы, она была погребена в Вознесенском соборе Московского Кремля. В разгул богоборчества начала 1930-х годов захоронения собора были разорены и частично уничтожены. Но погребение Ирины Годуновой вместе с другими было перенесено в Архангельский собор, а потом в подземную палату рядом с ним. Повторное вскрытие захоронения Ирины Годуновой было проведено в 2001 году. Изучение скелета царицы обнаружило патологию в области таза, что повлияло на способность вынашивать детей. Анализ кусочка мозга, обнаруженного в ее черепе, установил повышенное содержание вредных веществ (по сравнению со средним фоновым): ртути в 10 раз, мышьяка в 4 раза…

Со смертью любимой сестры скорбящий Годунов остро, как никогда, ощутил свое одиночество, не только человеческое в своей семье, но и царское. В своем царстве-государстве он остался безумной одинокой мишенью для внутренних и внешних врагов, ведь со смертью царицыинокини Александры (в миру Ирины) оборвалась тонкая ниточка избранного «не природного» царя, связывающая московский престол с Рюриковым домом…

Годунов сделал огромные царские вклады монастырю за упокой души умершей и осыпал милостыней московскую чернь и нищих. Теперь вся его любовь скорбящего сердца обратилась к чувствующим горе отца Ксении и Федору…

Только некогда горевать и утешаться по новой царю Борису. Грозящим царству опасным самозванцем надо заниматься. Твердо верил царь в то, что объявился у заклятых противников Москвы латинян-поляков никакой не Дмитрий-царевич, никакой не оживший «последний Рюрикович», претендующий на Московское царство, а самозванец-авантюрист, пригретый давними врагами Руси и ее престола. Но мучился Годунов вопросом, почему он, делающий для своего народа все, что можно в условиях жуткого недорода, голода, не был близок народной богобоязненной душе, не был любим народом. И сам себе в мучительных размышлениях отвечал: потому что он не имел освященного веками права законного наследия, «природного» права на царский престол, как все московские Рюриковичи. Как тот же не годный для государева дела, зато потомок Александра Невского, Ивана Калиты, Дмитрия Донского, Ивана Великого, Ивана Грозного – юродивый Федор Блаженный…

Чтобы заставить свой народ видеть в себе не только «избранного» на властный престол случайного человека, не только похитителя царской власти, а властелина по праву, «Властителя от Бога», Годунову надо было бы стать Гением Места. И поначалу повезло ему на Оке, когда он, казалось бы, схватил «Бога за бороду» и въехал в Москву на царство с титулом «победителя крымских татар» без всякого кровопролития. Но как стать Гением Московского царства, если вслед за бескровной победой пошли боярские заговоры, мятеж Романовых, никому не нужный суд над ними со ссылками и расправами, а за этим грянули холода, немыслимый голод, а потом народные волнения и восстания. И самое ужасное, что могло случиться для «не природного царя» Годунова на престоле, случилось – с объявлением в Польше опасного самозванца, причисляющего себя к «природным» царям, воскресшего из гробика детского малого Дмитрия-царевича.

Годунову вовремя доложили его дьяки о первых слухах о «живом Дмитрии-царевиче», сразу же вслед за опалой и ссылкой бояр Романовых. Уже тогда проницательный Годунов понял, откуда «растут ноги» у этих слухов об опасном претенденте на престол, «природном последнем Рюриковиче» – не из народных низов, а с верхов боярских и церковных.

И, поручив розыск по самозванцу Гришке Отрепьеву, выдающему себя за Дмитрия-царевича, сначала патриарху Иову, а потом и своим приказным дьякам, занимающимся собиранием, анализом и систематизацией разнородных слухов, Годунов имел исчерпывающую информацию о связи Отрепьева с заговорщиками Романовыми и другими союзниками из бояр, дворян и священнослужителей.