Он еще чуть-чуть настроил усилитель, и стало даже лучше. На этом мы остановились и больше ничего не меняли в течение всей записи. Микрофоны не двигали, ничего не крутили – вообще ничего. Мы нашли звук, который я искал, и не хотели его потерять.

С тех пор эта гитара всегда со мной. Ее изготовил ныне покойный Джим Фут, владелец магазина «Мьюзик Воркс» в Редондо-бич. Он вручную сделал около пятидесяти копий Les Paul, не упустив ни единой детали. Какое-то время это была моя единственная гитара, и с тех пор она стала моим основным студийным инструментом. Она звучит по-разному в каждом альбоме, но инструмент везде один и тот же. Это иллюстрирует, как изменчива студийная запись: звучание меняет размер помещения, дека и даже молекулярный состав воздуха – влажность и температура оказывают необычайное влияние на запись. То, где в помещении находится инструмент и усилитель, где установлен микрофон, – все это тоже может существенно повлиять на результат.

Тогда я ничего этого не знал, но рад, что мы не сдвигали ни усилитель, ни гитару ни на сантиметр в течение всей записи альбома Appetite – и все получилось хорошо. Теперь я понимаю, почему с тех пор мне так и не удалось воссоздать свое собственное звучание с той пластинки. Нужно что-то большее, чем просто установить то же самое оборудование в той же самой кабинке, потому что, поверьте, многие пытались это сделать. Многие музыканты интересовались инструментами, оборудованием и точными техническими характеристиками усилка, который я использовал в записи Appetite, но то звучание уже оказалось не повторить. У меня даже был модифицированный усилитель «Маршалл», такой же, как тот, но с той же самой гитарой он звучал по-другому. Иначе и быть не могло, потому что я играл в другой студии и в других условиях. Те сеансы звукозаписи были единственными в своем роде.

Я записывал примерно по песне в день. Я приходил, наливал себе кофе и немножко «Джека Дэниелса» – или «Джек Дэниелс» и немножко кофе? – и принимался за работу. Материал Иззи был записан с первого дубля – не было ни одной причины, по которой он мог бы прийти его перезаписывать: здесь он играет вот так, а там вот так. В этом и есть смысл ритм-гитары: тратить слишком много времени на ее запись или тем более писать ее поверх живого звука просто глупо. То, что играл Иззи, можно назвать сердцем наших песен независимо от того, кто их писал. Если всю остальную музыку из песни убрать, то можно услышать изящество простых ритмов Иззи.

Мы всей группой нашли какой-то легкий способ вместе играть, быть единым целым. Стивен определял темп по тому, как я топаю левой ногой, а глядя на Даффа, понимал, где начать сбивку или включить каждый ударный инструмент. У этих двоих было настоящее взаимопонимание – они передавали друг другу изменения и тонкости каждой песни через зрительный контакт. Иззи тем временем обыгрывал риффы, которые я исполнял, стоя рядом с Даффом: мы с ним создавали риффы на одной ноте в стиле Led Zeppelin, а Иззи добавлял простые аккорды, которые словно обрамляли бит, при этом не сливаясь с ним. На слабую долю Иззи делал какое-нибудь усиление. Так получалась довольно сложная рок-н-ролльная музыка, но исполнение ее было, по сути, простым.

Первой песней, над которой я работал в студии со своим новым инструментом, стала Think About You, а последней – Paradise City. Дафф приходил туда каждый день и тусовался со мной, потому что теперь, когда я не употреблял героин, я обратил весь свой энтузиазм на алкоголь, так что мы стали собутыльниками. Я забирал Даффа из квартиры на Кресент-хайтс, где он жил с Катериной, и около полудня мы появлялись в студии. Он болтался в студии и слушал музыку, пока к вечеру я не заканчивал работу, а потом мы каждый вечер шли искать неприятностей в Голливуде. В то время неприятности легче всего было найти в «Кэтхаусе».

«Кэтхаус» располагался в здании, где раньше был клуб «Оско» – нелепый диско-зал, снятый в фильме «Слава Богу, сегодня пятница». С детства помню: в «Оско» как раз собирались все эти «сумасшедшие» люди, но я там ни разу не был. Мне было достаточно смотреть на них с другой стороны улицы: эти одинаковые брюки и куртки, шелковые рубашки и тонкие пояса, блестящие туфли и яркие девушки в красных, синих или желтых шелковых платьях, прыгающие вокруг. Помещение уже стало выглядеть по-другому, и там мы чувствовали себя как дома. «Кэтхаус» в какой-то степени стал нам родным клубом, хоть мы этого сначала и не понимали. Как будто у нас уже был столик в вип-зале, только никто нам об этом не сказал.

Мы были немного застенчивыми и кроткими, когда впервые начали там ошиваться, пока не поняли, что владелец, Рики Рахтман, по-настоящему нам рад. Как только мы догадались, что в этом месте нам все сходит с рук, то сменили робость и смирение на безумие и бесконтрольность, словно нам предоставили карт-бланш для психопатов. Я славился тем, что без всякой на то причины разбивал себе о голову пивную бутылку, если был в настроении, а еще меня штырило от лестницы, с которой я спускался вниз головой прямо в бордель, когда на ней стояла толпа людей, желающих туда попасть. Всякий раз, когда я смотрю «Чудаков», я нервничаю. Я, конечно, не протыкал щеку рыболовным крючком, но тогда у меня определенно был похожий настрой.

Помню, однажды вечером Майк Клинк вежливо спросил, можно ли ему прийти потусоваться с нами, и провел там первое свидание с девушкой, на которой потом женился. Я изо всех сил старался вести себя прилично и поддерживать беседу, но когда я уходил от них, то сделал резкое движение в манере Сида Вишеса и упал в огромное зеркальное стекло, которое разбилось вдребезги и засыпало меня осколками.

«Кэтхаус» стал нашим убежищем на последних этапах записи альбома. Я подружился там с Никки Сиксом, потому что тот там часто бывал. Как-то раз я случайно столкнулся там с Ивонной. Это было такое классное место, что с нами туда ходил даже Аксель, а это всегда привлекало к нам внимание, – да и мы сами волновались больше, потому что он редко тусовался с нами в клубах и барах. Мы с Даффом и Иззи были обычными уличными алкашами, а Аксель слыл более искушенным и всегда привносил в пиршества что-то особенное. По крайней мере, обычно он не напивался в говно, как мы.

Guns на сцене клуба «Кэтхаус»

Почти каждый вечер после выхода из «Кэтхауса» я оказывался у кого-нибудь дома – как правило, у малознакомых людей, чаще всего у девушек, и, если мне особенно везло, утром они позволяли принять душ, прежде чем я садился в арендованный фургон и ехал за Даффом по пути в студию, чтобы поработать над следующей песней. Так все и шло – у меня тогда не было денег, но я как-то жил. Обедал за счет студии – всегда в «Тако Белл». Мы с Даффом были настолько на мели, что перед тем, как отправиться в «Кэтхаус» и весь вечер клянчить выпивку, ехали в «Макдоналдс» на ужин и брали еду по купонам. Раньше за покупку там давали скрэтч-карточку, по которой можно было выиграть бесплатную картошку фри, колу или гамбургер. Там была какая-то акция на «Макриб» под названием «Мак-найф», и я к ним пристрастился. Мы собирали все деньги и купоны, какие имели, ужинали и ехали в Голливуд.