Но он не полоснул по животу.

Он приложил бритву к телу и с небольшим нажимом, плавно и прямо повел ею сверху вниз, чувствуя, как кожа, мягко сопротивляясь, расходится надвое. Все дальше вниз… Кожа взбугрилась, и из тонкой строчки бритвенного разреза выступили капельки крови.

— М-м! — сказал заговорщик.

Кузькин довел бритву до живота. Снова поднял бритву и, отступив от первого разреза на сантиметр, повел шершаво цепляющее кожу острие вниз.

— А-а-а! Больно-о-о!

Кузькин, коротко чиркнув бритвой поперек, соединил разрезы.

— Не ори! Это еще не больно!

Подрезал, поддел ногтем разрез, ухватился за выступивший лоскут большим и указательным пальцами и очень медленно, с мокрым хрустом отдирая кожу от мяса, потянул, потащил полосу вниз.

— Бо-о-льно-ооо!!!

Теперь было действительно больно. Очень больно! Невыносимо больно!!

Клиент уже не орал — выл,

— Ты хочешь что-то сказать?

— Да! Я хочу назвать адрес своей жены, чтобы вы…

Кузькин взмахнул бритвой еще два раза. И потянул вниз второй лоскут кожи.

— А-а-а-а!

— Не вспомнил?

Вопросительно взглянул на генерала. Тот недовольно махнул рукой. Мол, делай что хочешь…

Кузькин ухватил пальцами, сильно оттянул ухо и косо, на мгновение замер, вглядываясь в лицо жертвы и резко, с потягом вниз и в сторону, ударил по натянутой коже бритвой. По плечу жертвы, по фартуку палача брызнула кровь. На пол шмякнулось отрезанное ухо.

Окровавленная бритва совершила полукруг и вдавилась в шею жертвы. И углубилась в шею, взрезав кожу и верхние мышцы. Теперь довольно было двинуть ее в сторону, чтобы сталь перерезала горло.

— Ну?

Из-под бритвы часто закапала кровь.

— Ну?!!

— Не надо! Я все скажу! Скажу!..

Генерал почти подбежал к изуродованному телу.

— Давай, говори!

— Я не тот, за кого себя выдаю.

— А кто, кто ты?!

— Это не важно. Но я могу показать тайник.

— Какой тайник?

— Где вы найдете то, что вас интересует.

— Где он?

— За городом. Там все…

— Где он?!

— Я покажу. Вы сами не найдете…

Встать с пола самостоятельно избитый и изрезанный до полусмерти задержанный не смог. И устоять на ногах не смог. Его подхватили под руки и волоком потащили к машине.

По дороге его вырвало. Очень расчетливо вырвало — на грудь и на руки оперативников. И еще раз…

— Дерьмо! — выругался один из них, брезгливо вытерев о чужую одежду забрызганные руки.

Но одной рвоты было недостаточно. Одной только рвотой достигнуть желаемого было невозможно…

— Чувствуешь? — спросил другой оперативник.

— Что?

— Запах! Он еще и обмочился. И в штаны навалил! Сволочь поганая!

Действительно, штаны задержанного с двух сторон, спереди и сзади, на глазах намокали темными, дурно пахнущими пятнами.

— Как же мы с ним поедем?..

Ехать вместе с обмочившимся и обмаравшимся задержанным было неприятно.

Возле машины его вырвало еще раз. Прямо на стекло дверцы.

— Эй, ты что делаешь! — заорал водитель. И заметил мокрые, вонючие штаны.

— Вы его что, в салон хотите…

— А куда?

— Он же мне всю машину провоняет! В «собачник» его!

— Точно, давай лучше в «собачник», а то рядом с ним сидеть… Не отмоемся потом!

Подогнали закамуфлированный под милицейский «уазик». Открыли заднюю дверцу. Подтащили уже совершенно раскисшего, не способного держать голову заговорщика. Уронили грудью на пол. Подняли, задрали, перебросили ноги.

— Хромов!

— Я!

— Забирайся к нему. Вместе поедете.

— Да как же так? Он меня там… Я потом брюки не очищу! Он же почти мертвый! Куда он денется!

— Все равно не положено! Положено сопровождать!

Хромов, брезгливо огибая лежащее на полу тело, сел на боковое сиденье. Дверцу захлопнули и закрыли на ключ. Машина тронулась.

Безжизненное тело моталось на поворотах, голова билась о железную перегородку.

«Как бы он не помер, — подумал Хромов. — Так башкой колотится…»

Машина сделала седьмой поворот. Теперь десять-одиннадцать минут она должна была ехать по прямой. До моста. За мостом восьмой поворот. Но это уже за мостом…

Тело на полу дернулось, и из глотки вылетел какой-то хриплый звук.

— Эй, ты чего? — спросил Хромов. Тело выгнулось дугой, и ноги мелко, вразнобой задергались.

— Ты чего, помираешь, что ли?

Хромов привстал с сиденья и чуть наклонился вперед и вниз.

Зря привстал. И зря наклонился…

Мгновенный, жесткий удар в кадык отбросил голову охранника назад. Он не успел понять, что произошло. Он даже не смог вскрикнуть, потому что перерубленный, вбитый кулаком в шею кадык порвал горло, закупорив идущую из легких трахею.

Но, мгновенно умерев, Хромов не упал! Он остался стоять в полусогнутом положении, так как чужая нога приняла его упавшее тело на колено. Со стороны можно было подумать, что он все еще жив, что он исполняет свои обязанности.

Потом задержанный ударил охранника еще несколько раз в лицо, шею и грудь. Не для того, чтобы добить, чтобы скрыть главный удар в массе других. Чтобы тот, смертельный удар истолковали как случайность. Эта маскировка была бессмысленна, но «почти труп» действовал автоматически. Как действовал всегда.

Затем он подтащил, поднял, посадил мертвое тело охранника на сиденье, чтобы его можно было увидеть из салона. Вытащил из заплечной кобуры пистолет. Передернув затвор, дослал в ствол патрон.

До восьмого поворота оставалось шесть минут…

Расшнуровал, снял с мертвеца штаны, ботинки и носки. Сунул в ботинок дулом вперед пистолет. Потянул вверх шнурки, скрутил их и сунул концы под шнуровку. Намотал сверху на руку и ботинок штаны охранника. Потом свой пиджак. Второй ботинок набил носками и лоскутами своей рубахи.

Плотно прижал ботинок к дверце и толкнул в него носок ботинка с пистолетом.

Полминуты он, напряженно прислушиваясь, ждал. Еще полминуты…

Есть!

Навстречу шел «КамАЗ» или «Урал». Или какой-то другой грузовик, который в мгновение встречи с «уазиком» заглушит все звуки. В том числе звук выстрела, многократно ослабленный импровизированным, из ботинок, носков, штанов и пиджака, глушителем…