Поэтому даже в самые спокойные времена по дороге Могилев-Березина передвигаться можно было только в сопровождении охраны, а движение отдельных небольших подразделений по другим, менее значительным дорогам всегда было связано с серьезной опасностью, порой становясь совершенно невозможным. Подобное же происходило и на других участках фронта. Постоянно минировались различные участки дорог, происходили нападения на штабные автомобили, обстреливались связные на мотоциклах, перерезались телефонные линии и т. д.

Вообще положение всей группы армий можно было рассматривать как менее чем стабильное, и поэтому командование группы армий уже в апреле разработало два плана сокращения линии фронта и экономии сил. Первый из них, так называемое Малое решение, предусматривал оставление 3-й танковой армией выступа фронта восточнее Витебска и отход 4-й армии с плацдарма за Днепр. В случае принятия Большого решения все три армии должны были отойти за Березину. Но хотя как группа армий, так и сами армии в течение нескольких недель настаивали на отвод фронта для сокращения его протяженности, Гитлер снова и снова жестко отклонял подобные планы, как и планы работы по оборудованию новых позиций в тылу, приказывая вместо этого создавать «открытые» им «укрепленные пункты» («крепости»), к каковым должны были быть отнесены Витебск, Орша, Могилев и Бобруйск. Поэтому командующий группой армий (генерал-фельдмаршал Буш. 28 июня его сменил генерал-фельдмаршал Модель. — Ред.) сдался и отдал приказ о безоговорочном удержании существующей линии фронта.

И существовало еще одно совершенно роковое обстоятельство, а именно — хотя выдававшийся далеко на восток выступ фронта группы армий, по имеющемуся опыту, словно приглашал русских к новому на него наступлению, но Гитлер и вместе с ним все Верховное командование рассматривали положение совершенно по-другому. Считалось, что новое наступление русских будет, однако ожидалось, что оно будет направлено на позиции группы армий «Северная Украина»[68] из района южнее Ковеля, при этом уверенно предполагалось, что советские войска несколько отожмут на запад выступ фронта группы армий «Центр», а затем нанесут удар в общем направлении к Балтийскому морю, чтобы обрушить фронт группы армий «Север».

Тем самым Верховное главнокомандование исходило из абсолютно неверных оценок ситуации на фронтах и ставило в своих стратегических разработках размышления советского командования выше своих собственных. Советское Верховное Главнокомандование (Ставка) планировало военные действия далеко не столь смело, как это ожидалось германской стороной. Скорее, оно намеревалось осуществить все в несколько этапов — сначала уничтожение группы армий «Центр», затем прорыв к Балтийскому морю с изоляцией группы армий «Север» и, наконец, продолжение наступления на запад через Польшу до Вислы. Планирование и подготовка к первой фазе общей операции под кодовым названием «Багратион»[69] с начала года шли уже полным ходом.

В ходе прошедшей зимы русские особенно упорно наступали на Витебск, но 3-я танковая армия стойко удерживала оборону. В пяти «шоссейных войнах» на автостраде Минск-Смоленск в полосе обороны 4-й армии все удары русских также остались безрезультатными. Теперь же, после завершения тяжелых зимних боев, на фронте воцарилось затишье, но затишье обманчивое. Солдаты были довольны — да и какой бы солдат не был доволен — тем, что их позиции были оборудованы по всем правилам военного искусства (то есть по имеющимся возможностям), и они теперь могут чувствовать себя гораздо увереннее. По общему мнению, успехи в предыдущих оборонительных сражениях вселяли надежду. Сменившись на передовой, можно было отдохнуть в тылу, купаться в речках, съездить в краткосрочный отпуск домой, снабжение поступало бесперебойно, а с прочими реалиями службы на передовой, такими как нахождение в карауле или под беспокоящим огнем противника, можно было смириться. То, что происходило в глубоком тылу, в партизанских районах, фронтовиков интересовало мало, на то существовали охранные дивизии.

Да, спокойствие сохранялось, но своим безошибочным инстинктом фронтовики чувствовали, что «на той стороне» что-то происходит. Каким-то образом это ощущалось даже в воздухе. Со временем это становилось все более и более очевидным. Взятые при вылазках разведчиков пленные рассказывали о формировании ударных групп позади русского фронта, агенты-разведчики приносили аналогичные сведения, после обработки данных аэрофотосъемки, сделанной самолетами-разведчиками, выяснялось, что на многих участках фронта появлялись новые крупные армейские соединения. Уже 7 июня стратегическая разведка информировала, что перед фронтом группы армий сконцентрированы мощные силы неприятеля. Но командование группы армий ответило на это: «Никаких разговоров об этом!» С 10 июня стали множиться грозные признаки того, что близится мощное советское наступление. Службы радиоперехвата расшифровывали соответствующие приказы врага, среди радиосообщений появлялись позывные новых русских армий, воздушная разведка докладывала об оживленном движении железнодорожных составов и маршевых колонн войск на участках дорог, ведущих к фронту. Приток советских войск к фронту усиливался с каждым днем. С 14 июня советская артиллерия и авиация стали наносить удары по тыловым коммуникациям германской армии и полевым аэродромам люфтваффе. Повторяющиеся вражеские удары на различных участках фронта в период с 17 по 21 июня явно были прощупыванием германской обороны в поисках слабых мест, а также для получения разведданных.

Для всех — от воинских частей до командования армий — больше не было сомнений в том, что русские готовят нечто весьма опасное, причем гигантского масштаба. Речь не могла идти о разведке боем или ложном сосредоточении сил для маскировки намерений — на участке группы армий «Северная Украина» никаких подобных признаков заметно не было.

И все же все эти поступавшие на самые высокие уровни командования сообщения не принимались всерьез, к ним относились как к чему-то второстепенному, а то и просто не доверяли. По-прежнему царила точка зрения, что это советское сосредоточение сил представляет собой всего лишь обманный маневр русского командования и что главный удар будет нанесен против группы армий «Северная Украина». На основании этих взглядов командующий группой армий «Центр» не нашел никакого понимания в штаб-квартире вермахта, когда он пытался привлечь внимание фюрера ко все более явным фактам концентрации громадных сил и вероятности крупного советского наступления против его группы армий. Гитлер разубедил его в этом, отклонил его просьбу о вводе дополнительных сил и приказал удерживать занимаемые в настоящее время позиции. Поскольку Верховное командование сухопутных сил вермахта разделяло мнение Гитлера, то фельдмаршал Буш присоединился к царящим там взглядам, что о крупном наступлении против его группы армий речь идти не может. С этим твердым убеждением он даже отбыл 19 июня в краткосрочный отпуск на родину — аккурат за три дня до начала вражеского наступления.