– Алебардщики! Вперед!

О нет! Я ждал этой команды, как только увидел стену вагенбурга, но как же страшно выходить вперед! Тут и там валяются тела лехов и наших стрельцов, смерть уже собрала кровавую жатву с обеих сторон и не собирается останавливаться – и от этого становится по-настоящему жутко.

– Вольга, остолоп! Вперед! – злым шепотом подгоняет меня Кремень.

Ну что же, чему быть, того не миновать…

С еще сильнее забухавшим сердцем (словно кузнечный молот бьет!) я неуклюже, как косолапый медведь, вырываюсь вперед, зацепив кого-то из товарищей. В ответ раздается брань. Ничего, «смертники», сегодня пришел наш черед погибать за вас.

Вообще-то даже самые мощные кирасы редко когда выдерживают прямой выстрел самопала, не говоря уже об огнестреле. Да и то по факту в кирасы облачена лишь первая шеренга (единственная, что целиком состоит из ветеранов), во второй используют более дешевый и менее качественный доспех. На самом деле наша смена вполне равносильна перед лицом главной и наиболее жуткой лично для меня опасности – вражеских стрельцов.

Но враг за вагенбургом молчит – в том смысле, что над уцелевшими телегами по-прежнему не показались десятки стволов, извергающих в нашу сторону свинцовую смерть… Нет, не показались. И мы медленно, но уверенно сокращаем дистанцию, разделяющую нас с вражескими укреплениями. Сто шагов… Семьдесят… Пятьдесят… Тридцать… Пятнадцать…

И в тот миг, когда мы уже практически приблизились к вагенбургу, над телегами и между ними наконец-то показались стрелки лехов.

Залп!

Наши стрельцы – две шеренги, занявшие место между шестым и седьмым рядами пикинеров – ударили из-за спины одновременно с врагом, а может, даже на мгновение раньше. И несмотря на то, что мы вплотную приблизились к лехам и залп их грянул в упор, на землю повалилось не так и много алебардщиков – по крайней мере, меньше, чем я ожидал, не более четверти от общей численности шеренги. Не верится – но на ногах устоял и я, лишь что-то горячее обожгло левое плечо да волосы сзади обдало теплым воздухом.

– Руби!

В следующий миг я, еще не отошедший от ужаса близкой гибели, в числе первых бросился к сцепленным телегам и обрушил на дерево тяжелый, размашистый удар топорищем алебарды. И еще один, и еще… Несколько секунд я рублю деревянное крепление сцепа как заправский дровосек, охваченный дикой, первобытной яростью загнанного в угол зверя.

– Вольга, сверху!!!

Тень на мгновение заслонила солнце, но, предупрежденный Кремнем, я успеваю вскинуть алебарду и парировать копейное навершие, поймав его в выемку между древком и топорищем. Редкая удача! Металл звякнул о металл, дернув наконечник вправо, рывком отклоняю вражеское оружие и встречным ударом обрушиваю топорище на грудь леха. Тяжелая отдача отзывается в руках – но секира прорубает ребра врага, с жутким воплем опрокинувшегося назад.

– Первая и вторая шеренга – вперед! Прикрывайте алебардщиков! А вы, барсучье племя, рубите проклятые телеги!

Сотник Вагир командует верно – но не так-то и просто доверить свою жизнь даже ветеранам первой шеренги. Оценив наш замысел, лехи густо полезли вперед, ударив в ответ пиками, открыли огонь уцелевшие стрелки. Но и наши стрельцы не зевали и встретили появление врага очередным залпом. Вот только били они поверх голов, и засевшие между телегами лехи отстрелялись безнаказанно.

Я не сразу понял, почему в груди так горячо и больно – будто в нее вонзили раскаленный прут. Разом стало тяжело держать в руках алебарду, а что самое страшное – дышать… И через мгновение я понял, что случилось.

Перед глазами промелькнули родительские лица, лучистые глаза младшей сестренки и нежное, будто обрамленное солнцем веснушчатое лицо Милы – возлюбленной, которой я так и не решился рассказать о своих чувствах. Думал, вернусь с войны героем, приду в ее дом, позову замуж – а уж там ветерану боев с лехами не откажут.

Какой же дурак…

Злость, обида, жалость к себе и особенно к родителям – все промелькнуло в единый миг… и погасло. Пороховое облако между телегами рассеялось, и мне открылось рябое лицо моей смерти – нисколько не выразительное, красное от пристрастия к браге лицо толстого шляхтича с выгоревшими пшеничными усами. Он так и не сошел с места, откуда стрелял, и спешно перезаряжал самопал…

Меня охватила дикая, всепоглощающая ненависть. Это все? Все?! И больше ничего не будет?!

– Умри!!!

Ярость придала сил на последний рывок. Прыгнув вперед, прямо на сцеп, я одновременно выбросил алебарду в длинном выпаде, целя копейным навершием в лицо леха. Древко дернулось от удара. И вновь по глазам ударил солнечный зайчик, отразившийся от стремительно приближающегося сабельного клинка…

Крепость Львиные Врата

Король Когорд

Рубка у вагенбурга была яростной и предельно напряженной, большинство алебардщиков третьей шеренги пали, разрубая стенку из телег. Но наконец сцепы между телегами были прорублены, и алебардщики отступили, дав дорогу бойцам первых шеренг. Последние мощно ударили в борт разъединенных телег вагенбурга – и, поднатужившись, опрокинули их. Второй дружный удар обрушился на днища повозок, тем самым мои пикинеры расширили расстояние образовавшихся в укреплении проходов.

И вновь на моих воинов устремился рой свинцовых пуль, и вновь навстречу вражеским стрелкам ударил залп вышедших вперед стрельцов. После чего ощетинившиеся копьями «кулаки» пикинеров двинулись вперед. Но и враг встал несокрушимой стеной, осознав, что баталия единственно уязвима при сломе строя в проходах.

Какое-то время рубка шла на равных, за лехами было численное преимущество, и дрались они остервенело. Однако когда в бой пошла вторая половина баталии с полноценным прикрытием алебардщиков, сопротивление врага было сломлено, и лехи откатились от разрушенной стены вагенбурга.

Наконец после третьей, остервенело-яростной контратаки враг отступил – и тут же показал спину, как только стройные ряды пикинеров врубились в смешавшуюся толпу шляхетского ополчения. Разгром довершила своевременно брошенная в бой легкая конница, ждавшая своего часа за баталией и подчистую изрубившая пытавшихся спастись бегством.

После этого боя мы более не встретили ни одной попытки остановить нас в удобном для обороны горном проходе, не обнаружили ни одной засады. Легкая кавалерия вырвалась вперед и на третий день беспрепятственно достигла выхода из Каменного предела.

Нас там ждали – в удобных, возведенных еще моими бойцами редутах, развернув многочисленную артиллерию к выходу из прохода. За редутами расположились тысячи крылатых гусар и прочей шляхетской кавалерии, на правом фланге лехов позицию заняла многочисленная пехота. Только на левом фланге, в стороне от наполовину разрушенной крепости они не развернули крупных соединений, ограничившись малочисленной легкой конницей – словом, сюда и бей, вот где ключ к победе!

Разведчики разглядели штандарт Торога на остатках донжона – вышитого на черном полотне серебряного барса, – а немногочисленные дозорные, оставшиеся на стенах, приветствовали их радостными криками и выстрелами в воздух. И все это показалось мне настолько похожим на ловушку, что я попробовал отправить к крепости кого-либо из людей Валдара – в конце концов, лехи заключили союз с рядом горских кланов и могли принять моего разведчика за своего.