Впрочем, фрязи тут же попытались достать отступающих на правом фланге стрельцов, сломав строй и бросившись в рукопашную. Свирепо взревев, я больше прорычал, чем крикнул:

– Кирасиры! Бей!!!

Разделяющее нас расстояние мы покрываем галопом в считаные минуты. У копейщиков противника было время изготовиться и встретить накатывающуюся конницу, построив фалангу, но пикинеры немного «зевнули», увлекшись погоней. В итоге они слишком поздно начали сбивать строй под яростные крики командиров.

– Самопалами! – Отдав команду, выдергиваю свой из седельной кобуры. – Бей!

В одно мгновение залп двух сотен кирасир выкашивает первые ряды противника, сломав строй так до конца и не изготовившейся к бою фаланги.

– В копье!

Бросив в кобуру разряженный самопал, перехватываю из-за спины пику, одновременно высвободив носок правой из дополнительной петли-крепления. Уперев древко под мышкой, склоняю граненый наконечник в сторону ближайшего ко мне фрязя. Последний также успевает изготовиться к бою, уперев древко своей пики в землю. Но его никто не прикрывает сбоку…

Рывок стремени вправо – и в последний миг перед столкновением увожу скакуна чуть в сторону, одновременно перехватив древко. Таранный удар пропадает, а вместо него наношу легкий укол в бок. Тем не менее граненый наконечник находит шею фрязя и легко входит в плоть. И тут же вновь перехватываю древко, на этот раз что есть силы сжав его, откидываюсь на заднюю луку седла, а через пару секунд копье сильно рвется из руки от удара в человеческое тело, и мощный жеребец бешено таранит преградивших нам путь людей. Выпустив древко, выхватываю палаш и со страшной силой, с оттягом рублю сверху вниз, раскроив череп ближайшего фрязя, одновременно выпуская рвущуюся изнутри ненависть и отчаяние. И плевать, что опасно, что при таране я едва разминулся с граненым наконечником вражеской пики: кажется, что если сейчас я не выпущу накопившуюся ярость, то просто сойду с ума.

Мы опрокинули ландскнехтов одним ударом, заставили показать спину, а вдогонку им ударил убийственный залп успевших перезарядиться стрельцов. Но на ход битвы эта маленькая победа нисколько не повлияла.

Поражение.

Но не разгром.

На нашу удачу, основной лагерь успели покинуть не только уцелевшие стрельцы, но и часть пикинеров – враг, ослабив нажим, не сумел воспрепятствовать их уходу. Каким-то чудом сумели отступить, сохранив строй, и две сотни пикинеров из пополнения, хотя остальные погибли или были рассеяны.

Проявив чудеса храбрости и воинского умения, прорвался из окружения и Руд с полутора сотнями своих всадников. Перегруппировав стражей так, что на острие прорыва оказались лучшие рубаки, он опрокинул торхов и сумел обойти пытавшихся было развернуться в его сторону пикинеров.

Преследовать Бергарский не стал – в арьергарде я поставил стрелков, заняв с кирасирами позицию справа от отступающего отряда. Его пешцы также устали от боя и уже физически не смогли бы нас догнать, а кавалерия… Герцог сделал бы мне большой подарок, послав в атаку гусар, – уж их бы я встретил!

Враг одержал убедительную победу, сумев обмануть меня хитрым маневром. А все проклятые торхи, помешавшие Иругу (сотник уцелел в битве, его воинов я все это время держал при себе) провести более тщательную разведку.

Теперь же под моим началом осталось лишь три сотни стрельцов, четыре пикинеров, под две легкой конницы и чуть менее двух – тяжелой. Плюс четыре сотни всадников Луцика – теперь блокада «Медвежьего угла» теряет всякий смысл. Все вместе полторы тысячи воинов, причем по большей части легкая конница, не способная вести битвы с линейной пехотой фрязей.

Войско придется создавать заново из тех крох, что еще не успели привести воеводы юго-запада, и крестьян, кого удастся мобилизовать, не обрекая их семьи на голодную смерть. И учить их, учить до изнеможения, чтобы в бою могли показать хоть что-то.

А ведь был у меня шанс, был – при нашем двукратном превосходстве в огнестрелах!!!

Теперь нужно слать голубей Когорду. Если король прикажет, придется вести остатки армии на гибель, силясь догнать Бергарского и навязывая арьергардный бой. Но как по мне, лучше бы тесть позволил послать вдогонку легкую конницу, щипать фуражиров противника и совершать нападения на отставших, не вступая в серьезную схватку. При многочисленности моей кавалерии такое вполне возможно. А самому набрать хотя бы под две с половиной тысячи пехотинцев и хорошенько их обучить, чтобы могли с ландскнехтами тягаться на равных. Вот только Бергарский к этому моменту уже доберется до Львиных Врат.

А с другой стороны – и что дальше? Артиллерии у него не осталось. Конницы кот наплакал – торхи скоро просто разбегутся, я уверен (особенно если пару их отрядов вновь потреплют мои всадники), а гусар у гетмана юга осталось разве что на собственную охрану. Да и пехоту мы сегодня повыбили, сотен пять Бергарский точно потерял при штурме лагеря и попытке атаковать стрельцов на правом фланге, сколько-то погибло на иных участках сражения. Значит, королевской армии герцог не опасен – при желании остатки его воинства разметает кирасирская гвардия.

Правда, польный гетман может повернуть и на Лецек. Ну что же… В таком случае нам останется лишь намертво встать на защиту столицы и погибнуть, уничтожив при этом как можно больше врагов.

Как говорил мой отец: делай что должен…

Окрестности замка Львиные Врата

Король Когорд

В последнее недели практически каждую ночь мне снится один и тот же давящий, тревожный сон. Годовалый Торог стоит в маленькой детской кроватке, быстро приседает в попытке прыгнуть и громко плачет. Пристально, с отчаянной детской грустью он смотрит на меня своими красными, заплаканными глазками – сын хочет, чтобы папа взял его на ручки…

Это все реальная картина из прошлого. Относительный достаток в дом баронов Корг пришел уже в мое правление, когда мы позволили себе нанять штат прислуги. А в то время, когда Эонтея только стала моей женой и подарила сына, мы заботились о малыше, как и любые иные родители из простолюдинов. И думается мне, что это наиболее правильно – не разрывать связь малыша с матерью, отдав его кормилицам, и не разрывать связь молодого отца с семьей, деля дом на мужскую и женскую половины.

Так вот, иногда Эонтеи просто не было рядом или она настолько уставала за ночь (малыш мог проснуться несколько раз), что просила меня подойти к сыну. Я брал малыша, крепко-крепко прижимал к себе и энергично покачивал на руках, напевая выдуманную колыбельную: «Спи, малыш мой, спи, любимый, глазки закрывай… спи, котенок, спи, ребенок, баюшки бай-бай…» Эти добрые, наполовину забытые картины молодости вдруг воплотились в кошмаре – как ни силился, я не мог сделать во сне последнего шага до кроватки и взять любимого малыша на руки.

Но что самое страшное – кошмар в полной мере воплотился в жизнь.

Мы выступили насколько смогли быстро в условиях сбора только вышедшего из боя войска. Тем не менее, никого не щадя, я навязал армии дикий темп движения, совершая полтора дневных перехода за один день. Кроме того, вперед, на соединение с Ларгом, мы бросили две тысячи легкой конницы, прошедшей боевое крещение в битве со шляхетским ополчением и ландскнехтами.