– Хорошая мысль.

– Есть еще кое-что. Алексей в последнее время продает свои акции и доли в компаниях. Его дом в Хэмпстеде тоже выставлен на продажу.

– Почему?

– Моя подруга работает в «Файнэншл таймс». Она считает, что Алексей ликвидирует собственность, но никто не знает зачем. Поговаривают, что, возможно, он должен расплатиться с долгами или же готовится к большому делу.

– Продавая дом.

– Он выставлен на продажу в последние месяцы. Возможно, нам удастся вскрыть фундамент и найти, где он замуровал живьем своего брата.

– Александра же распотрошили.

– Наверное, это было до того, как его окунули в ванну с кислотой.

Мы оба сухо смеемся, сознавая, что в этих легендах достаточно правды, чтобы они жили.

У Али есть что-то еще, но она некоторое время молчит, подогревая мое любопытство.

– Еще я проверила Кирстен Фицрой. Помните, она говорила, что заведует агентством по найму в Западном Лондоне? Им управляли из здания в районе Мэйфэйр[71], арендованного компанией, которая была зарегистрирована на Бермудах. Восемь месяцев назад срок аренды истек, и все счета были оплачены. С тех пор всю корреспонденцию направляют в офис в Сохо, откуда пересылают швейцарской юридической фирме, которая представляет интересы официальных владельцев – компании, располагающейся в Неваде.

Подобные схемы кажутся чересчур запутанными всем, кроме инспекторов из министерства торговли. Единственной причиной появления таких сложных структур является желание что-то спрятать, укрыться от уплаты налогов или избежать ответственности за финансовые нарушения.

– По словам соседей, агентство иногда выполняло частные услуги, но в основном оно предоставляло работников на небольшой срок. Сохранились записи об официантках и танцовщицах, однако нет никаких документов и налоговых записей. Большинство работников – женщины с иностранными фамилиями. Возможно, нелегалы.

Мне это говорит и о другом: царство соблазна влажных бедер, упругих бюстов, изогнутых обнаженных тел. Секс и деньги! Неудивительно, что Кирстен могла себе позволить антикварные доспехи и средневековые мечи.

Али достает свои заметки и пристраивается на диване, потирая ступни во время чтения.

– Я проверила документы на квартиру Кирстен. Хозяйка купила ее всего за пятьсот тысяч, за половину рыночной стоимости, у частной компании под названием «Далмейшн Инвестмент». Основным держателем акций этой компании является сэр Дуглас Карлайл.

Я невольно вздрагиваю. Откуда Кирстен и сэр Дуглас знают друг друга? И почему он был так щедр к ней?

– Возможно, он пользовался услугами ее компании, – предполагает Али.

– Или она оказала ему другую услугу.

Быть может, я недооценил Кирстен. Мне ее дружба с Рэйчел всегда казалась странной. У них было слишком мало общего. Рэйчел стремилась сбежать от денег своей семьи и своего безоблачного детства, а Кирстен с таким же рвением стремилась подняться по социальной лестнице и завязать знакомства в престижных кругах. Она переехала в Долфин-мэншн всего через несколько недель после Рэйчел, и они подружились. Брали друг у друга деньги, общались, обменивались одеждой.

Сэр Дуглас знал о том, как пьяная Рэйчел упала в ванной и как Микки провела ночь на полу рядом с ней.

У него был шпион, свой человек – Кирстен. Полмиллиона фунтов – приличная плата за то, что следишь за соседкой. Этого достаточно, чтобы обосновать похищение, это также объясняет, почему кто-то хочет найти Кирстен.

Али берет мою чашку.

– Я знаю, вы не согласны, сэр, но я все равно думаю, что это фальшивка.

– А мотив?

– Жадность, месть, стремление освободить Говарда – все, что угодно.

– А при чем здесь Кирстен?

– Вы сами сказали, что у нее была возможность. Она знала достаточно подробностей, будучи близка к Рэйчел, и вполне могла закрутить эту интригу.

– Но стала бы она так поступать с подругой?

– Вы имеете в виду ту, за кем она шпионила? Мы можем спорить всю ночь и все равно не найдем ответа, который объяснил бы все известные нам факты.

– Есть еще кое-что, – говорит Али, протягивая мне пачку бумажек. – Мне удалось достать запись происшествий, случившихся в ту ночь, когда в вас стреляли. Можете почитать на сон грядущий.

Ксерокопия страниц из журнала содержит сведения о происшествиях на территории четырех квадратных миль в северном Лондоне с десяти часов вечера до трех утра.

– Могу вам сказать, что было зарегистрировано пять случаев передозировки наркотиков, три угона машин, шесть ограблений, один случай захвата автомобиля, пять ложных вызовов, дебош на холостяцкой вечеринке, пожар, одиннадцать жалоб на сработавшие сигнализации, прорыв водопроводной трубы, небольшой потоп и нападение на медсестру, возвращавшуюся домой. Еще был найден неразорвавшийся баллончик со слезоточивым газом в мусорном баке.

– Сколько сработавших сигнализаций?

– Одиннадцать.

– На одной улице?

– Да. На Прайори-роуд.

– А где прорвало трубу?

Она сверяется с картой и прищуривает глаза.

– Тоже на Прайори-роуд. Затопило несколько магазинов.

– Ты можешь найти бригаду, которая чинила трубу?

– А вы не хотите сказать мне зачем?

– У мужчины должны быть свои тайны. Что если я ошибаюсь? Я не хочу разрушать твоей веры в мое величие.

Она даже не пытается иронизировать. Просто тянется мимо меня к телефону.

– Кому ты звонишь?

– Своему бойфренду.

Мне снится, что я тону: мои легкие заливает грязная вода. Вспышки яркого света и хаос голосов в темноте. Грудь разрывает тошнота, коричневая вода течет из носа, рта и ушей.

Надо мной склоняется женщина. Ее бедра устраиваются на моих, руки упираются мне в грудь. Она снова наклоняется и касается моего рта губами. У нее по шее скользит родимое пятно, стекая в ложбинку между грудями.

Я долго не могу проснуться. Не хочу покидать этот сон. Открыв глаза, я чувствую, что случилось нечто, чего уже давно не случалось. Приподняв одеяло на несколько дюймов, я убеждаюсь, что не ошибся. Мне следовало бы испытывать неловкость, однако я ощущаю удовлетворение. Нынче каждый раз, когда мне удается одноствольный салют, становится поводом для праздника.

Но моя эйфория непродолжительна. Я начинаю думать о Микки, выкупе и стрельбе на реке. Слишком многих деталей не хватает. Должны были существовать другие письма. Что я с ними сделал? Положил в надежное место. Если бы со мной что-нибудь случилось во время передачи выкупа, кто-то другой должен был узнать правду.