Как и отец, Тони когда-то был многообещающим боксером, пока не решил привнести в свой арсенал некоторые элементы рестлинга. Дешевая помпезность и демонстрация липовой силы еще сошли ему с рук, но когда он стал участвовать в договорных матчах, начались неприятности. Второй раз он потерпел неудачу, когда пытался организовать турнир по дартсу. Он сломал пальцы игроку, ошибшемуся в подсчете и выигравшему вчистую матч, который он должен был проиграть.

Тони открывает холодильник и пьет апельсиновый сок из картонной коробки. Вытирает губы и садится.

– Я не обязан отвечать ни на какие вопросы. Я даже не обязан был вставать ради вас с постели.

– Спасибо, что потрудились. – Он не улавливает сарказма. – Когда вы в последний раз видели отца?

– Я что, по-вашему, веду гребаный дневник?

Быстро перегнувшись через стол, я хватаю его за халат на плече и тяну к себе.

– Слушай, ты, злобный маленький мешок дерьма! Ты еще отбываешь испытательный срок. Хочешь назад? Не вопрос. Я позабочусь, чтобы ты оказался в одной камере с самым здоровым и гнусным педерастом. И тебе не придется вставать с постели, Тони. Он тебе разрешит валяться там весь день.

Я вижу, как он бросает взгляд на нож, лежащий на столе, но это только секундный порыв.

– Недели три назад. Я его подвез в южный Лондон, а потом забрал оттуда.

– Что он делал?

– Без понятия. Он об этом не говорил. – Тони повышает голос. – Я не имею отношения к его поганым делишкам.

– Значит, ты думаешь, что он что-то затеял?

– Не знаю.

– Но ведь что-то ты знаешь? У тебя возникли подозрения.

Он гоняет языком слюну во рту, прикидывая, сколько мне рассказать.

– В Брикстоне я сидел в камере с одним парнем, Джерри Брандтом. Мы его звали Гусеницей.

Вот этого имени я в последнее время не слышал. Тони продолжает:

– Никогда не видел, чтобы кто-нибудь спал так, как Гусеница. Никогда. Можно было поклясться, что он помер, если бы только его грудь не поднималась и опускалась. Парни в камерах ссорились, их били смотрители, но Гусеница спал себе, как ребенок, пропуская все мимо себя. Говорю вам, этот парень умел спать. – Тони делает еще один глоток апельсинового сока. – Гусеницу посадили всего на несколько месяцев. Потом я несколько лет его не видел, но месяца три назад он здесь объявился и выглядел этаким плейбоем: загар, костюм, все такое.

– У него были деньги?

– При нем – возможно, но приехал он на каком-то барахле. Ни украсть, ни поджечь.

– И чего он хотел?

– Без понятия. Он приезжал не ко мне. Хотел повидаться со стариком. Я не слышал, о чем они говорили, но явно ругались. Мой старик кипятком плевался. Потом сказал, что Гусеница искал работу, но я-то знаю, что это фигня. Джерри Брандт стаканы мыть не станет. Он думает, что он игрок.

– То есть у них было общее дело?

Тони пожимает плечами:

– Хрен знает. Я даже не знал, что они знакомы.

– Когда ты сидел в камере с Джерри Брандтом, ты говорил ему про своего старика?

– Может, и говорил. В камере обо всем болтаешь.

– А когда твой отец поехал в Лондон, почему ты решил, что он ехал на встречу с Джерри?

– Я высадил его у распивочной на Пентонвилл-роуд. А я помню, как Джерри рассказывал о ней. Он там часто бывал.

Я кидаю ему через стол фотографию Кирстен Фицрой.

– Ты ее знаешь?

Тони смотрит на нее. Врать легче, чем говорить правду, поэтому теперь ему нужно время. Он качает головой. И я ему верю.

Сидя в машине, я рассказываю подробности Али, а она засыпает меня вопросами. Она из тех людей, которые все обдумывают вслух. А я размышляю молча.

– Ты помнишь человека по имени Джерри Брандт?

Она пожимает плечами:

– А кто это?

– Гнусный мерзавец с вонючей пастью и склонностью к сутенерству.

– Какая прелесть.

– Он фигурировал в первом расследовании. Когда в день исчезновения Микки Говард фотографировал улицу вокруг Долфин-мэншн, на одном из снимков был Джерри Брандт – просто лицо в толпе. Позже его имя снова всплыло, на этот раз в списке насильников. Его когда-то привлекли за секс с малолеткой.

Но нам это ничего не дало. Ему тогда было семнадцать, а ей четырнадцать, и они друг друга знали. Так вот… Мы хотели поговорить с Джерри, но не смогли его найти. Он просто испарился. А теперь снова появился. По словам Тони, он приезжал к Рэю Мерфи три месяца назад.

– Это могло быть совпадением.

– Возможно.

И Кирстен, и Рэй Мерфи пропали. Три года назад они обеспечили друг другу алиби на время исчезновения Микки. По пути к входной двери на встречу с Сарой Микки должна была пройти мимо квартиры Кирстен. Кроме того, сэр Дуглас Карлайл платил Кирстен, чтобы та собирала доказательства для дела об опеке. Возможно, он решил пойти дальше и организовать похищение внучки. Но это не объясняет, где она была и почему спустя три года потребовали выкуп.

Может, Али права и вся история – просто фальшивка. Кирстен могла собрать волосы Микки с подушки или с расчески. Она могла знать о ее копилке. И могла составить план, чтобы воспользоваться ситуацией.

По спине пробегает холодок, словно сейчас пять утра. Профессор говорит, что совпадение – это два события, происшедшие одновременно, но я в это не верю. Мелочи поворачивают нож быстрее, чем судьба.

В середине Прайори-роуд, купаясь в лучах заходящего солнца, стоит автомобиль Водного управления. Рабочий, курящий рядом с ним сигарету, потягивается и почесывает между ног.

– Сегодня у меня выходной, надеюсь, у вас что-то важное.

Неудивительно, что он выглядит так, словно у него нет более важных дел, чем погонять шары с дружками в пабе.

Али представляет меня, и рабочий становится вежливей.

– Мистер Донован, двадцать пятого сентября вы устраняли прорыв трубы на этой улице.

– И что? Кто-то пожаловался? Мы сделали все как следует.

Прерывая его заявление, я говорю ему, что просто хочу узнать, что случилось.

Он давит каблуком свой окурок и кивает в сторону темного пятна свежего асфальта, покрывающего тридцать футов дороги:

– Это выглядело словно Гранд-Каньон[79], чтоб его. Полдороги просто смыло. Никогда раньше не видел, чтобы труба так взрывалась.