Родины, — пробурчал Василёк. — И потом у него и без тебя баб полно было. Бабник он, ясно?

— Да заткнись ты, мы с тобой неделю как развелись, а ты всё за мной таскаешься? Потому что тебе не я была нужна, а связи моего папы! Но теперь всё, цех твой закрыли, перевели обратно в КБ, детальки разные перечерчивать. А, между прочим, цех этот был благодаря Ивану открыт, а ты всё взял и просрал!

— Да будь проклят твой Иван?! Где он? Нет его! Всё, кончился Тафгай! — Мой бывший сосед по комнате махнул рукой, и по виду его чувствовалось, что он ещё многое хочет высказать, однако испугавшись мести Янкиного отца, неблагодарный паренёк просто выбежал на улицу.

Снегирёва, которая наверно сегодня хотела с друзьями отметить свой развод, подошла к зеркалу и стала приводить растёкшийся макияж в порядок. Зачем я решил поздороваться в эту самую минуту, для самого осталось загадкой. Скорее всего, меня задели за живое слова Василька, что, дескать, кончился Тафгай, то есть я.

— Привет, я смотрю, ты всё хорошеешь? — Немного польстил я девушке, так как месяцы замужества сказались на внешности «принцессы» не лучшим образом, синяки под глазами виднелись даже сквозь тональный крем.

— Иван? — Вздрогнула Яна. — Ты здесь? Как? Зачем?

— По заданию ЦК и лично товарища Брежнева, — хмыкнул я. — По секретному распоряжению под номером две тысячи семьдесят восемь.

* * *

К пятиэтажке Светки Самсоновой я подъехал на мотоцикле примерно около семи часов вечера. Яну Снегирёву, двух её подружек и шамана Волкова пришлось оставить на даче «принцессы» с тяжёлым сердцем, так как шумная компания набрала столько водки, вина и коньяка, что им хватило бы этого на три дня безудержного веселья. С одной стороны пьянство я не приветствовал, но с другой оставаться в гостинице и ресторане «Волна» теперь было крайне опасно. Ведь пьяная барышня своему языку не хозяйка. Так Снегирёва прямо в ресторане при всех дважды попыталась поднять тост за «Чикаго Блэкхокс» и город Чикаго, откуда я приехал специально на её праздник дня развода. Поэтому я сам предложил всей компании перебраться на дачу, где посторонних ушей будет минимум.

К Самсоновым на третий этаж я уже поднялся спокойно, не таясь, и позвонил в дверь. С тем фактом, что завтра в субботу к вечеру весь Горький будет трезвонить, что к ним в город пожаловал из США Иван Тафгаев дорогой, я уже смирился. Всё равно раньше понедельника этими мало проверенными сведениями органы правопорядка не заинтересуются, а в понедельник я и шаман уже будем за тысячу километров в Финляндии.

На мою удачу на пороге меня встретила сама Света. Она тут же выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь.

— Ты с ума сошёл? Тебя же ищут! — Зашептала девушка, от испуга широко раскрыв глаза.

— Для того чтобы меня искали, нужно завести уголовное дело, а его нет. И вообще я летом вернусь обратно в Союз. Не выходи замуж, подожди ещё полгода и тогда всё будет хорошо.

— Я тебе не верю. — Упрямо заявила Светка, опустив глаза. — Я тебя разлюбила. Поздно ты приехал, Ваня. И ты не огорчайся за тебя любая пойдёт.

— Ясно. Диалог Маши и Дубровского на современный лад. — Криво усмехнулся я. — Она честная барышня, а он тоже честный, но опальный беглый хоккеист. Все страдают, все друг друга любят и опять все несчастны. Хорошо. Сберкнижку от меня передали? Тебе сейчас деньги лишними не будут. — Я кивнул на заметно округлившийся живот Светланы.

— Так это от тебя? — Светка опять посмотрела на меня своими огромными глазами. — А папа сказал, что сберегательную книжку подарил дальний родственник из Таганрога.

— Передавай папе привет от родственника из Таганрога. Ладно, трагедии делать не надо, как в народе говорят, стерпится-слюбится, — пробурчал я на прощанье.

И первым желанием, когда я выскочил из подъезда — было психануть и напиться. Однако, усевшись за руль мотоцикла, появилось желание номер два — съездить на хоккей, посмотреть, как гоняют шайбу любители или просто детишки. Меня вообще хоккейное зрелище в те минуты, когда не нужно было ни за кого болеть, успокаивало, настраивало на конструктивный лад, и давало новые идеи и заряд для дальнейшей жизни. А в хоккей в это время могли играть только на открытом автозаводском стадионе «Торпедо». Вот туда я и подался, тем более тут и ехать-то было всего метров шестьсот.

Двери на стадион, на месте которого построят в будущем Дворец спорта имении Коноваленко, были открыты. Над самой ледяной площадкой ярко горели низковисящие на стальных тросах фонари, на трибунах подбадривали хоккеистов редкие зрители. А на самом льду шла бескомпромиссная борьба добра со злом, шутка, бегали мужики, одетые кто во что горазд. Как они разбирались, кто за какую команду играет, понять для стороннего наблюдателя было невозможно. Я, поднявшись повыше, сначала скромно сел на центральной трибуне, где был возведён козырёк с часами и ручным хоккейным табло. Но затем, приглядевшись, я заметил знакомую печально-сгорбленную фигуру, Вити Коноваленко.

«Ну, сегодня прямо день встреч», — ухмыльнулся я и, перешагивая через ряды скамеек, подошёл к легендарному горьковскому голкиперу.

— Мужики, дайте спокойно хоккей посмотреть, — пробурчал недовольно, не оборачиваясь, Виктор Сергеевич. — Я же сказал — пить не буду.

— А пепси-колу из Чикаго от Ваньки Тафгаева будешь? — Шепнул я и в очередной раз увидел изумлённое лицо человека, словно тот встретил восставшего из могилы мертвеца.

— Иван? — Так же тихо прошептал Коноваленко. — Тебя же ищут?

— Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице, ищут давно, но не могут найти парня какого-то лет двадцати. — Улыбнулся я. — Рассказывай, что с тобой приключилось? Почему не играешь?

— Пойдём ко мне, а то тут спокойно поговорить не дадут, — сказал Виктор Сергеевич, тревожно поозиравшись по сторонам.

Примерно через полчаса мы сидел на кухне легендарного голкипера, и я думал, чем в данной ситуации могу помочь. Надрыв связок коленного сустава вещь не приятная, но излечимая и играть после неё можно. Неплохо было бы Сергеича показать американским врачам, пройти курс лечения заграничными препаратами, чтобы обойтись без хирургического вмешательства. Однако для этого нужны были доллары и общественный резонанс. Иначе Коноваленко наши спортивные чиновники просто не выпустили бы из страны.

— Приседал я со штангой, ну и дёрнул колено,