— Если вынуть перегородку, то стены не обрушатся, — сказала она.

— Ларочка, господи, как ты наглядно все объяснила! — восхитилась бабуля. — Вот что значит работать всю жизнь с детьми.

— И ванну я такую сегодня видела красивую, полукруглую, — мечтательно сказала она. — Пал Палыч сказал, что как раз войдет.

— А стиралка? — забеспокоилась Дашка, для которой проблема стирки была сейчас на первом месте.

— И стиралка войдет, и даже этот… который воду греет.

— Так мы ведь уже купили ванну, — напомнил Сашка теще.

— Пал Палыч сказал, можно вернуть в течение двух недель.

— А когда эти две недели заканчиваются?

— Как раз завтра.

— А кто ванну обратно повезет?

— Будут полукруглую привозить, так эту и заберут, — пояснила Лариса Сергеевна.

— Мам, ты просто здорово все придумала! — восхитилась Дашка.

— Это мне Пал Палыч все подсказал. Господи, какой человек хороший! Ты, Саня, помню, волновался, а я как их увидела, так сразу и подумала — вот честные люди, можно им доверять. Это, Саня, у тебя работа такая, что вечно всех подозреваешь. Да, Пал Палыч сказал, что плитку сам нам положит.

— Кстати, Лариса Сергеевна, вы не могли бы сегодня вечером ему деньги занести? А то мне по работе еще много кой-чего успеть нужно…

— Лара, мне кажется, он к тебе неровно дышит, — как бы в шутку заметила Елена Бухина, но бухинскую тещу шутка не развеселила, а скорее расстроила.

— Нет, Саша, — тоном, не терпящим возражений, сказала она. — Ты с ними договаривался, что каждый день деньги давать будешь, сам и плати. Ты хозяин.

Лариса Сергеевна еще не забыла, что зять выставил ее перед всем семейством неловкой растяпой, когда она дала Пал Палычу, оказавшемуся, между прочим, вполне приличным человеком, задаток. А как кричал! И бежал, сломя голову, а они тут все чуть с ума не сошли. И зачем, спрашивается, было так всех волновать? Привык он у себя на работе якшаться со всякими негодяями и убийцами. А у них все так хорошо устроилось, ремонт идет, да не просто идет, а продвигается семимильными шагами. Так они, пожалуй, въедут в свою квартиру к первому сентября. А если Сашка обещал им платить каждый день, пусть побегает. А то кричать сразу: жулики, жулики! Деньги забрали! Может, где и воры, а она с первого взгляда определила, что им попались люди порядочные. И на все руки мастера. Особенно Пал Палыч. Правда, его внимание к ее особе совсем лишнее, вон даже родственники уже замечают… И вообще, какая у нее в пятьдесят может быть личная жизнь? У нее теперь одна радость — внученьки ее ненаглядные.

— Давайте мне девчонок, пойду с ними на ночь погуляю, — велела она.

* * *

Промывание желудка — весьма неприятная процедура. Катя через стеклянную стенку бокса посмотрела на посеревшую, осунувшуюся кондитершу, к руке которой была прицеплена прозрачная трубка капельницы, и мысленно ее пожалела.

— Как вы думаете, — спросила она врача, озабоченно листавшего в ординаторской какие-то бумажки, — она выживет?

— Будем надеяться… Мы сделали все, от нас зависящее. Симптоматика у нее пока в норме… Сердечко, правда, барахлит. Будем держать все под контролем — печень, почки… Часто бывает, именно почки отказывают. Бригада у нас дежурит круглосуточно. Если что, переведем ее на искусственное вентилирование легких.

Печень, почки, искусственное вентилирование… Да еще и сердце барахлит. Катя вспомнила пергаментное лицо несчастной кондитерши и еще раз от всей души пожалела, что отправила ее за отравой одну. Но, как говорится, назад не воротишь…

— Будем надеяться на то, что меры были приняты быстро, — еще раз повторил врач.

Он вежливо, но настойчиво выпроваживал представительницу уголовного розыска из кабинета. Эта девица, прибывшая вместе с отравившейся, и так отняла у него кучу времени. Как бы объяснить ей повежливее, что он отвечает не только за эту новоприбывшую в реанимацию пациентку, отравившуюся грибным токсином, но еще и за всех остальных?

— Яд бледной поганки обезвредить крайне трудно, если не сказать — невозможно. Все зависит от того, как быстро он мог всосаться в кровь. Извините, но мне нужно идти. У меня тяжелый подросток.

— А аналогичные случаи у вас были? — приставала милиционерша, липучая, как пластырь.

— В этом году не было. А в прошлом — да, и много. Да каждый год осенью так. Один раз целая семья отравилась.

— И что, никого не спасли? — ужаснулась Катя.

— Ну почему же, спасли… ребенка спасли. На детей токсин не так быстро действует. Еще бомж какой-то грибами отравился, помню. Как раз бледной поганкой. Но того к нам не повезли. Прямо в морг.

— А откуда вы знаете, что бледной поганкой, раз прямо в морг? — поинтересовалась дотошная старлей Скрипковская.

— От друга слышал, он делал вскрытие. Вообще, в прошлом году много было отравлений грибами. Чаще несмертельных, конечно. Больше таблетками травятся или пищевые отравления…

— А когда с ней можно будет поговорить?

Врач удивленно посмотрел на спросившую. Человека, можно сказать, с того света сейчас достают, а у милиции только одно: поговорить!

— Я не знаю, — сухо ответил он. — Посмотрим на динамику. Может быть, завтра. Вы позвоните нам, я вам скажу. Извините, меня действительно больные ждут.

Катя медленно спускалась вниз по лестнице. Ехать в Управление не хотелось. Она предвидела разнос от начальства, которого днем, к счастью, не оказалось на месте, и час ее казни, таким образом, отодвинулся на вечер. Однако ехать все равно придется. И писать объяснительную, а может, и не одну. Признаваться, как она отправила убийцу за ядом в одиночку, и как убийца эта сама отраву и выпила… А если Черная умрет? В голову ей закралась гаденькая мысль, что, если Черная умрет, можно будет сказать, что яд у нее был с собой и она выпила его просто как воду… сказала, что пить хочется. А она ни о чем таком и не подозревала. Но Катя тут же прогнала недостойную мундира ложь, хотя та и выглядела весьма соблазнительно. Да, она, конечно, тут же рассказала все Лысенко, и Игорь сгоряча уже высказал ей все, что думал. Но она на него не в обиде. Действительно, она действовала не как профессионал, а как какой-нибудь дилетант, влезший в расследование и спутавший настоящим профи все карты.

— Где тебя только носит? Я тебе второй час названиваю! — недовольно сказал Лысенко, когда она переступила порог своего кабинета.

Он почему-то сидел за ее столом, хотя у него, во-первых, был собственный стол и собственный кабинет, а во-вторых, было уже довольно поздно.

— Я Сашку домой погнал, — сообщил он. — От греха подальше.

От какого греха, Лысенко не уточнил.

— Ну, так чего ты трубку не берешь?

— Наверное, телефон разрядился… — Катя растерянно полезла в сумку.