Нет никого оригинальней,

Чем я, такой оригинальный!

Марк вошел в небольшой кабинет, где его ждал друг:

– Вот мои архивы ВСЕКАКОНЕТ. Не знаю, что ты сможешь из них извлечь, но это все, что у меня сохранилось.

За несколько месяцев Менантро полностью изменил свой облик. Начать хотя бы с очков: впервые в жизни он изменил классической модели прямоугольной формы ради треугольных стекол в оранжевой оправе, что придавало ему модный вид, прямо с рекламной картинки. Равно и жесты: уже не такие сдерживаемые воспитанием, не вполне соответствующие требованиям делового сообщества. А его ужимки в этой гостиной – если учесть еще и пончо – выглядели сверхнепринужденными. Он покачивался в ритме музыки, потом стал замирать в театральных позах. Лишь белокурые пряди на голове да волевой подбородок по-прежнему придавали ему вид отличника, решившего преуспеть во всем. Сейчас он желал блистать на поприще гомосексуализма.

Эта мутация ошеломила окружение Менантро. Патрон ВСЕКАКО в частной жизни слыл благоразумным отцом семейства, любящим жену и двоих детей, а ко всему прочему слишком занятым своим делом, чтобы заводить любовные интрижки на стороне. Никто не обращал внимания на любострастные взгляды, какие он иногда бросал, по большей части неосознанно, на молодых менеджеров из ВСЕКАКО, а чаще на красивых парней, встреченных на улице. Его простоватый облик как бы не вызывал подозрений. Сам он долго думал, что это автоматическое влечение в конце концов само прекратится, тем паче что моральное давление полученного воспитания, а главное, память о матери (которая ненавидела педиков) мешали ему сделать первый шаг.

Но монумент нравственных принципов стал давать трещины вместе с началом экспансии ВСЕКАКО и с открытием Марком мира шоу-бизнеса. Унылая и строгая мораль, окутывавшая его с детства, постепенно стала отступать перед концепцией жизни, в которой доминируют склонность к выставлению себя напоказ и вкус к игре. И тут мир обнаружил нового Марка, готового на все, чтобы спеть песенку перед телекамерой. Каждый вечер он возвращался домой, выезжал с женой; иногда в журналах появлялись фото, на которых он целовал в щечку дочурку, как и положено современному отцу после изнурительного трудового дня. А когда он принялся активно разъезжать по свету, пошли рушиться остальные барьеры. Во всем мире интенсивная реклама обнаженного тела и пухлых сладострастных губ изо всех сил старалась увлечь его на рынок наслаждений. Во время одной из поездок в Монреаль он, пользуясь анонимностью, впервые отправился вечером в бар, где демонстрировали себя обнаженные стриптизеры, которых он мог гладить за несколько долларов, а завершил он ночь в сауне в объятиях шри-ланкийского повара.

Отстранение от дел могло бы заставить его опомниться. Однако Марк воспринял свою отставку без всякого огорчения, как стимул к утверждению своей личности. В течение нескольких месяцев ПГД ходил к психоаналитику, который представил Марку его неудачу как успех; теперь он должен двигаться дальше, быть в большей степени самим собой, навсегда отринуть роль традиционного менеджера; краны открылись, ничто больше не должно было сдерживать изливающуюся энергию, которая прямым путем вела его к outing'y. Meнантро объявил жене, что он выезжает из их дома в Нейи и поселяется в парижской квартире неподалеку от мэрии. Его жена, бывшая манекенщица, красивая и холодная, с которой он прожил пять лет, для проформы обронила несколько слезинок, однако у нее была своя собственная жизнь, и она полагала, что умело проведенный бракоразводный процесс обеспечит ей солидные алименты. Единственно, она боялась, что Марко бросает ее ради более красивой женщины. Когда же он объявил ей: «Скажу тебе откровенно: я люблю мальчиков!» – она с трудом удержалась от смеха, представив себе этого скованного приличиями буржуа, предающегося гомосексуальным забавам.

В доме на острове Йе стены кабинета украшают морские пейзажи и модели парусников. Окна выходят на песчаный пляж; посреди заливчика из волн вынырнули, словно огромные морские обитатели, темные скалы.

Фарид, сидящий за столом, на котором стоят три плоских экрана мониторов, обернулся и с улыбкой ответил:

– Напротив, это меня очень интересует. Ведь я сам устанавливал эту систему: мы не атаковали хакеров, а очень четко брали их на контроль… правда, если не считать ограничений по части вторжения в частную жизнь.

ПГД был в пончо, а молодой информатик – в антрацитово-черном костюме, и ему доставляло удовольствие одеваться на этой прекрасной вилле как важная персона, походить на представителя высшего света на отдыхе… несмотря даже на то, что у его супруга ноги были волосатые и что тому приходилось вытягивать колючий подбородок, чтобы приникнуть губами к губам Фарида, шепча: – Мне так хорошо с тобой… Фарид повернулся к экранам и взял мышь. Его супружеская покорность теперь обрела оттенок безмятежности. Что бы он ни делал, чего бы ни желал, какое бы решение ни принял, все равно он окажется в объятиях мужчины старше возрастом, который безумно влюблен в него… Вероятно, неотвратимая эта ситуация соответствовала его пожеланиям, но он также обнаружил, что не все мужчины одинаковы: в категории любовников старше его такой вот Менантро – безудержный, богатый, сумасбродный – подходит ему куда больше, чем какой-нибудь озлобленный, воинственный, зажатый Франсис.

Прежде чем прийти к такому выводу, Фарид еще раз попытался доказать себе, что он обычный мужчина, которому требуется женщина. Захватив власть, Ольга Ротенбергер захотела доверить молодому египтянину новые ответственные задания. После первой же их рабочей встречи он отметил, как она старается по-особенному на миг прикоснуться к нему бедром, когда он выходит из ее кабинета. При третьей встрече Фарид решил перейти к активным действиям. Позволив их телам сблизиться, он протянул руку, чтобы любовно обнять миниатюрную блондинку, причем ему пришлось наклоняться, так как Ольга была сантиметров на тридцать ниже его. Однако в тот момент, когда все казалось возможным, он понял, что ничего не получится. Как если бы слегка комичный характер ситуации (эта крохотная женщина под ним) делал явственной куда более важную преграду. Его влечение к Ольге было социальным, умозрительным и матримониальным. Кроме того, его тело удерживалось, похоже, влечением противоположного свойства и отсутствие желания мешало ему увлечь генеральную директрису к дивану. Что это было – боязнь неправильно повести себя или просто-напросто лень? Но все, в сущности, сводилось к одному: не было у него желания. Однако еще несколько секунд он обнимал Ольгу, потом отпустил и со смущенным видом вышел из кабинета, оставив начальницу в полном недоумении.

Встречались они после этого все реже и всегда в присутствии третьих лиц. Во время этих совещаний Ольга и Фарид теперь демонстративно держались на расстоянии. Генеральный директор, привыкшая контролировать свои порывы, была очень недовольна собой за то краткое мгновение расслабленности. Она по-прежнему рассчитывала на Фарида как на эксперта в вопросах информатики, но выяснилось, что их взгляды не совпадают. Новая должность, предложенная молодому египтянину в качестве повышения, противоречила принципам, которые он всегда защищал. Яростный сторонник союза корпорации с интернавтами, он понимал, что на новом посту от него потребуется создать нечто вроде web-полиции, которая будет выслеживать и карать хакеров. Фарид, пересилив себя, уже собирался принять новую должность, как вдруг ему позвонил Марк Менантро, продолжавший официально оставаться хоть и не исполнительным, но президентом, и высказал желание поговорить насчет своего нового проекта: