Кое как осушив себя с помочью более похожего на половую тряпку изношенного полотенца и опять оделся, но не так как в начале водных процедур.

В свой носок я засунул тяжелое и вонючее мыло, превратив тем самым предмет одежды в грозную колотушку, по типу цепа.

После этого постучал в дверь, взяв носок-колотушку наизготовку.

Немного приоткрывший дверь, чтобы оценить моё состояние Анхелио, получив мыльной болванкой по голове, рухнул как подкошенный, даже не обращая внимания на контрольный удар, выполненный мной чтобы его окончательно успокоить. Подобрав выпавший из его рук нож, я наскоро пробежался по его карманам, пытаясь обнаружить телефон, но, к сожалению, ничего кроме тонкой пачки денег не нашёл. Деньги, впрочем, засунул себе в карман. Компенсация, какая ни есть. Хотя телефон был бы нужнее. С другой стороны, куда мне сейчас звонить? Надеяться оставалось только на себя.

Тихонько выйдя в помещение, я огляделся в поисках подходящего вооружения, но ничего толкового или хотя бы метательного не обнаружил. Ну, что ж. Будем прорываться с боем. Понятно, что сообщники у него еще есть, и моя главная задача попытаться вырубить первого. Не убивать. Еще не хватало преследования полицией в чужой стране. Но если выхода не будет, буду бить как придется. Не знаю, что они задумали, но отправляться каким-нибудь рабом на плантации или, тем более, позволить разобрать себя на органы, я не дам.

Взяв в руки небольшую табуретку, которую я собирался использовать в качестве щита, и в другую руку нож Анхелио, я затаился перед входной дверью, собираясь с духом. Тут главное неожиданность.

Раз, два, три!

Выбив ногой незапертую дверь наружу, я вывалился, словно черт из табакерки, неожиданный и ловкий, безумно вращая глазами, стараясь определить первую жертву, ставшую мне на пути, чтобы оглушить её табуреткой, и если придется полоснуть ножом. Я был полон энергии дорого продать свою жизнь.

Находящиеся за дверью вздрогнули и застыли при моем внезапном, сопровождающимся грохотом выбитой двери, появлении.

Мозг работал со скоростью компьютера в экстремальной ситуации, пытаясь передать телу сигналы, основываясь на миллионе различных раздражителей, каждый из которых он сейчас принимал во внимание.

Если можно так сказать, по-моему, рухнувшая челюсть, отдавила мне ноги.

Кроме Ибрагима и Филатовой, (я с ума не сошел ли?) за одним из стульев сидела Алина. Как-то так белую горячку я и представлял. Рука с табуреткой бессильно опустилась, мозг работал вхолостую, буксуя на месте.

Нервное потрясение, алкоголизм и беспокойство последнего времени наложились друг на друга, поэтому с этого момента я больше ничего не помнил.

Очнулся я от похлопываний мокрой рукой по щекам. В себя пришел, но глаз еще не открыл. Надо было немедленно убедиться, что я не сошёл с ума, иначе могло кончиться плохо.

– Может, ему искусственное дыхание сделать? – голосом Ибрагима произнесли рядом с моей головой.

– Минет ему сделайте, посмотрим, как он будет спящим притворяться, – от слов Насти Филатовой смешно стало даже мне.

– Ты, Настя, иногда такие глупости говоришь, что даже не знаешь, что с тобой делать. Перед людьми стыдно, – Ибрагим разгоряченно начал отчитывать Филатову.

– Ах стыдно ему, а вчера…

– Хватит! – перебил Филатову Ибрагим. – Как из тебя это всё летит, как из радио! Не видишь, человеку плохо?

– Да хорошо вашему человеку, вон один глаз моргает, подсматривает.

Таиться больше не было смысла, и я открыл оба глаза.

Они на самом деле сидели передо мной, все трое. Во плоти и во крови. Ибрагим одобряюще кивал, Филатова улыбалась, а Алина тревожно пыталась глазами поймать мой взгляд и остановить его на себе.

– Это была дурацкая идея, Руслан, не обижайся на нас, – она погладила меня по руке. – И на меня не обижайся. Я буду больше доверять тебе, если ты не принял всё это слишком близко к сердцу. А если принял, то всё равно не обижайся, потому что я тоже не обижаюсь.

– Почему дурацкая идея? – возмутился Ибрагим. – Все кричали «замечательная идея!», а как он упал, это плохая идея? Неблагодарные люди. Если бы не моя идея встретиться, чтобы вы ему сказали? Письмо? Приходи на фонтан? Спасибо должны сказать, а не дурацкая идея.

– Я не верю, что это ты, – я потрогал ее за руку.

– Я, – тихо ответила Алина.

– Я не знал, как тебя вернуть, – в горле встал комок, не дающий нормально продолжать.

– И я не знала, – тихо прошептала она.

– А я знал, – гордо влез Ибрагим. – И сделал. А вы вместо того, чтобы руки мне целовать, дурацкая идея говорите? Это нормально?

– Не нормально, не нормально, успокойся, мы тебе потом всё что надо поцелуем, – улыбнулась Настя.

– Не знаю, как у тебя так получается, – удивился Ибрагим. – Нормальную вещь говоришь, а перед людьми стыдно.

А я смотрел снизу вверх на Алину и не верил, что вижу ее.

– Ты нужна мне Алина, – тихо попросил я. – Не уходи от меня.

– А уж как ты ей нужен, – покивала Филатова. – Она…

– Выключи радио, – перебил ее Ибрагим. – Дай людям спокойно поговорить.

Настя обиженно отвернулась.

– Руслан, это не самое лучшее место тебе это сказать, – смущенно продолжила Настя. – Но я больше не могу терпеть… Ты будешь папой!

– Ты беременна? – от нахлынувшего чувства я сам не заметил, как вскочил на ноги и, схватив Алину за локти, поднял вверх за собой. Мир кружился вокруг, сливаясь в размытое, карусельное пятно.

– Нет, – скептически проорала Филатова. – Из Ватикана звонили. Конечно беременная, что ты, совсем не соображаешь?!

– От кого? – боясь отпугнуть счастливую надежду, на всякий случай спросил я.

Алина закатила глаза вверх, счастлив о улыбаясь.

– У него точно с головой так себе, – прокомментировала Настя. – Но дети будут красивыми, хоть это радует.

– Конечно красивые, – согласился Ибрагим. – Когда ребенок будет, его обязательно назови Ибрагим. Хорошая примета и имя хорошее.

– А если девочка? – спросила Филатова.

– Что девочка? – не понял Ибрагим.

– Если родится девочка?

– При чем тут девочка? Я говорю, когда ребёнок родится, назови Ибрагим. Имя хорошее.

А я смотрел и смотрел на Алину, пытаясь в этом, явно ставшем более красивым, слегка уже изменившемся лице, увидеть то прекрасное будущее, о котором я столько мечтал, и которое, если я не ошибаюсь, нам нарисовали звёзды, окружающие нас обстоятельства и Ибрагим. Ребенка придется назвать именно так. Интересно, что он скажет если родятся близнецы-девчонки?

От счастливого ощущения того, что у меня есть шанс всё это проверить на деле, я поцеловал Алину в мягко дрогнувшие, податливые губы. Поцелуй продолжался совершенно непонятное количество времени, просто однажды закончился воздух, и мне пришлось оторваться от неё. Но ощущение счастья всё еще переполняло меня, и я, наверное, ослепил Ибрагима своими глазами, потому что он поднял мне навстречу руку, одновременно от меня отгораживаясь: