Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там не может быть нормально, все ты врешь, – сказала Светлана.
Если бы она знала, насколько сейчас была близка к истине. Но я благоразумно не стал подтверждать наличие у нее провидческих способностей.
– Может быть, вернетесь? – предложила Светлана.
– Завтра, – пообещал я. – Когда проспимся-протрезвеем.
– И зачем вы туда поехали? Водку пить? – пыталась вывести меня на чистую воду Светлана, которой мы с Деминым так и не назвали истинной причины.
– Ага, – бестрепетно соврал я. – Я на свежем воздухе больше могу выпить. Не так быстро пьянею.
И снова она мне сказала:
– Все ты врешь.
Мы распрощались, я спрятал свой мобильник, развернулся и пошел к дому.
Демин уже, наверное, общался с Жоржем. Участвовал в спецоперации. Занимался рискованным, но очень нужным делом. А я ничем не занимался. У меня был отгул. Свободное время. Тихий час. И я достал из бара бутылку с коньяком. Я бы надрался до зеленых чертиков, о существовании которых меня предупреждал известный своими загулами Демин, потому что из моей головы никак не шла эта странная могила в ста метрах от жилого дома и мне любой ценой хотелось про нее забыть хотя бы на время. Но бутылка так и осталась нераспечатанной. Потому что в дверь постучали. Я вздрогнул и схватил со стола первое, что попалось мне под руку. А под руку мне попался нож. Я вдоль стеночки направился к двери. Выглянул осторожно из укрытия. И увидел силуэт человека за стеклом двери. Это не была женщина, и никакого белого платья я не увидел.
– Евгений Иванович! – позвал меня мальчишеский голос.
Я поспешно швырнул нож обратно на стол. Пошел к двери. Мальчишка вглядывался сквозь стекло, пытаясь высмотреть меня в полумраке неосвещенной комнаты. Я уже узнал его. Это был Никита. Я отпер ему дверь. Он улыбнулся мне виноватой улыбкой и сказал, смущаясь:
– Здравствуйте.
– Привет.
Я пожал ему руку, как взрослому. Он зарделся.
– Дядя Илья к нам заходил, – сказал он. – И сказал, что вы тоже будете. Но я не знаю, можно ли про это говорить, – вдруг спохватился он.
– Про что?
– Отец сказал мне, чтобы я не распространялся. Ни про дядю Илью, ни про то, что он с моим отцом встречался.
– Мне – можно, – успокоил я его. – Я в курсе всех дел. Но больше – ни одной живой душе!
Никита с готовностью кивнул.
– И вы не говорите тоже, – вдруг попросил он. – Отцу. Про тот день. Ладно?
– Ты о чем? – не сразу понял я.
– О той истории, когда я испугался, – пробормотал он, стремительно краснея. – Когда я увидел эту женщину в белом.
– Хорошо.
Я заглянул ему в глаза. Он страдал. Ему было стыдно. Я постарался его успокоить, как мог. Я потрепал его по плечу и сказал доверительным тоном:
– Если честно, я тоже сильно перетрусил, когда увидел призрак женщины в белом платье.
– Мне иногда кажется, что ничего этого не было, – тихим голосом сказал Никита. – Что мне просто показалось.
– Приснилось? – не поверил я ему.
– Да.
– Почему же ты не веришь собственным глазам?
– Потому что призраков не бывает, – сказал он так, будто сам себя пытался убедить.
Но отступить и сдаться так легко я ему не позволил.
– Никита! – сказал я внушительно. – За последнее время я не раз эту фразу слышал – что призраков не бывает! Но я эту тетку видел своими глазами! Понимаешь? И ты ее видел! Эту вот старуху ты видел в трех шагах от себя!
Я распахнул заложенную старым календариком страницу книги и яростно ткнул пальцем в портрет графини Воронцовой. Никита испуганно отшатнулся. Я поспешно захлопнул книгу, чтобы не травмировать мальца. Напрасно я с ним так. Мне стало стыдно.
– Ладно, не будем об этом, – сказал я, раскаиваясь в собственной, ничем не оправданной резкости. – Чаю хочешь?
– Спасибо.
– Спасибо – да? Или спасибо – нет?
– Скорее да, чем нет.
Он улыбнулся. Мне захотелось еще больше отвлечь его от неприятных мыслей.
– Сейчас я бьюсь над одной проблемой, – сказал я, включая электрочайник. – Что такое «подстава», ты знаешь?
– Нет.
– Это когда на дороге крепкие ребята подставляют под удар чужой машины свою и все выглядит так, будто не они виновники аварии, а тот водитель, которого они избрали своей жертвой. Потом они выволакивают бедолагу из авто и начинают его прессовать, банально вымогая деньги за нанесенный им якобы ущерб. И люди иногда отдают довольно большие деньги.
– Так вроде бы страховка теперь… – неуверенно сказал Никита. – Я слышал – обязательная. У всех. Попал в аварию – за тебя заплатят. Та страховая фирма расплатится, которая страховала.
– Это только одна сторона проблемы, – закручинился я. – А ведь и сама подстава уже никакая не новинка. Все слышали, все в курсе, и никакого тебе элемента новизны. Красивый розыгрыш уже не снимешь.
– Так в чем проблема? – все еще не понимал Никита.
– Нужна изюминка. Должно быть что-то такое, что разыгрываемого нами человека способно изумить до полного паралича опорно-двигательного аппарата. Такое, чего он никак не ожидал.
Никита засмеялся.
– Чему смеешься? – спросил я, наливая в его чашку чай.
– Так, – пожал он плечами. – Вспомнилось, как вы иногда людей разыгрываете. Смешно. Но и жалко их бывает, если честно. Они не обижаются на вас?
– Бывает.
– Судятся с вами?
– Стараемся не доводить дело до суда. Да и юристы у нас хорошие.
– Со всех сторон вы прикрыты. А людям каково?
Тут я обнаружил, что он нас осуждал.
– Мы ведь не делаем ничего противозаконного, – сказал я примирительно. – Мы всего лишь фиксируем скрытой камерой поведение человека в сложившихся обстоятельствах.
– Не в сложившихся, а в предлагаемых, – поправил меня Никита. – Которые вы сами же ему и создали.
– А какая разница – кто создал эти обстоятельства? У любых событий всегда есть внешняя причина. Обстоятельства, в которых мы живем, – это бессистемно-хаотическое смешение поступков окружающих нас людей, последствий природных явлений и даже то, какое число сегодня на календаре, – я выдернул из книги служивший закладкой старый календарик, – сказывается на поведении и психическом и физическом состоянии сотен миллионов людей, в чем ты лично можешь убедиться хотя бы первого января. Тут дело не в том, кто создал человеку обстоятельства, а в том, как он в предлагаемых обстоятельствах будет действовать. Он сам себе герой и сам кузнец своего счастья. Он действует, а не мы. Мы лишь фиксируем.